В Питере НЕжить

Точно не скажу, когда это случилось. В пятом, кажется, классе – плюс-минус. Помню только, что зима в тот год выдалась такая холодная, каких ни до, ни после мне переживать не доводилось. Птицы замерзали на лету: сама не видела, но одноклассник рассказывал, как ему на голову свалился заледеневший голубь. Спасибо меховой шапке, а то было бы у меня одноклассником меньше. Но что нам какие-то морозы? В те времена я бы дошла пешком до Северного полюса, скажи мне кто, что там есть хороший склон. Ну и если бы родители отпустили.

Мы учились часов до двух, а потом бежали на горку и торчали там до глубокой ночи. То есть часов до шести, на самом деле, – в декабре темнеет рано. И это важный момент. Детская горка – место шумное и многолюдное, в хороший день там вообще не протолкнуться. Очередь покататься длиннее, чем в Эрмитаж. Но когда садится солнце и зажигают фонари, все меняется. Вроде и народу ничуть не меньше, а ощущение такое, будто ты осталась одна на всём белом свете. Люди вокруг становятся какими-то ненастоящими: только что ты болтала с подружкой, но стоит отойти на пару шагов, и она натурально исчезает, как привидение. А ты стоишь, глазами хлопаешь и гадаешь, действительно ли это была твоя подружка или кто-то другой в её обличье? А ещё вокруг очень тихо. Все шумят, галдят, хохочут в голос, а все равно кругом тишина. Думаю, это из-за снега. Он был очень пушистый и жёсткий, как стекловата. Это ведь её используют для звукоизоляции? А может, из-за холода все звуки замерзали в воздухе, как морожены песни у Писахова… Представляю, какой гвалт поднялся там по весне, когда они оттаяли!

Как я уже говорила, это была не настоящая горка, а старое бомбоубежище. То есть её не огораживали, как детскую площадку, и скаты вели прямо на тротуар, прохожим под ноги.

Санки у меня тогда были самые обыкновенные. Помнишь, такие – с алюминиевыми полозьями и разноцветными планками? Но чтобы кататься с горки, это не самый лучший вариант. Дурацкие алюминиевые полозья постоянно гнутся и зарываются в снег, санки опрокидываются через раз, ты летишь мордой в сугроб – в общем, радость и веселье. Но если приноровиться и научиться держать баланс, они выдавали отличную скорость… Как это делалось: прижимаешь санки к груди, разбегаешься и прыгаешь, как в омут. Чем быстрее разбежался, тем быстрее едешь, и ветер свистит в ушах, хотя уши под шапкой.

Вот такая мизансцена. Я помню, что это случилось уже после заката. Но это не значит, что было темно. Горели фонари, светились окна домов, а снег искрился, как волшебная пыльца. Я разбежалась, прыгнула, покатилась. Санки быстро набирали скорость, и, раскинь я руки, наверное, взлетела бы. И вот тогда, когда уже ничего нельзя было исправить, я его и увидела.

Внизу под горкой шёл чёрный человек. Я его так называю потому, что сначала увидела силуэт, будто бы вырезанный из чёрной бумаги. Впрочем, когда катишься с горки на полной скорости, нет ни времени, ни возможности задаваться сложными вопросами: откуда он взялся, кто он такой… В тот момент у меня в голове мелькнула одна мысль: сейчас я в него врежусь и за это мне крепко влетит. То есть, получается, две мысли.

– Поберегись! – закричала я. – Осторожно!

Но… Я же говорила про особую тишину, которая царила на горке? Я сама себя не услышала, а уж чёрный человек и подавно. Ты когда-нибудь пробовала играть на тубе? Мне как-то довелось: дудела в неё изо всех сил, аж голова закружилась, но не смогла извлечь ни звука. Вот и тогда ощущения были точно такие же. Я кричала, точно кричала, но меня как будто лишили голоса.

Кажется, в тот момент я впервые в жизни осознала, что такое «неизбежность». Это потом, прокручивая сцену в голове, я видела тысячу и один способ избежать столкновения. Например, попытаться затормозить рукой или ногой, свернуть в сторону или опрокинуть санки… Но тогда я не догадалась, что может быть по-другому.

Теперь про чёрного человека… По правилам полагается дать описание, кого именно я увидела. Как он выглядел, и всё остальное. Разумеется, в тот момент я ни о чем таком не думала. Я неслась со скоростью гоночного болида, и только снег летел из-под полозьев. Хоть я и увидела чёрного человека, но, само собой, его не разглядывала, подмечая детали. Это был моментальный образ, что-то вроде фотографии глазами, и я восстанавливаю ее post factum.

Он был высоким. В юном возрасте сложно оценить рост взрослого человека – когда смотришь снизу, всё кажется больше, чем оно есть на самом деле. Но этот тип показался мне настоящим великаном. Точно выше моего папы, и сильно выше. А ещё он выглядел очень худым, как будто его собрали из тонких и длинных палок.

Одет он был, скажем так, не по сезону. Стоял жуткий мороз, но вместо шубы или зимней куртки он вырядился в тонкий плащ до земли и нацепил обыкновенную широкополую шляпу. Только лицо было замотано шарфом. Собственно говоря, лица я не разглядела – ничего, кроме этого шарфа в полоску.