В осажденном городе

Одни сутки поломали судьбы людей, изменили привычные условия их личной жизни: жены и дети были вывезены за Волгу, расселены где и как попало; те, кто остался в порушенном людском муравейнике осажденного города, спали урывками в штольнях, наскоро отрытых в обрывистом речном берегу, ели когда придется, всухомятку, на скорую руку.

Задачи, стоявшие перед небольшим коллективом, тоже возросли и усложнились: возникла необходимость встречаться с фашистами в открытом бою, к которому большинство сотрудников было мало подготовлено: оперативная работа требовала специальной, а не военной подготовки.

В начале войны из личного состава управления был сформирован истребительный батальон, командиром которого был назначен старший лейтенант госбезопасности Борис Константинович Поль. В отличие от других он во время службы в Красной Армии сдал экзамен на командира взвода артиллерии; находясь на сверхсрочной, закончил кратковременные курсы в Сумском артиллерийском училище и получил армейское звание лейтенанта. Были назначены командиры рот из наиболее подготовленных оперативных работников, началась учеба: изучали оружие и тактику индивидуального боя.

Когда разыгрывали операцию по обороне Мамаева кургана, наверное, серьезно никто не верил в то, что на самом деле придется так вот защищать родной город: линия фронта к лету сорок второго года еще проходила через Таганрог, Харьков и Белгород.

Однако обострение оперативной обстановки отвлекало внимание чекистов от боевой подготовки: нужно было выезжать в районы области, куда забрасывались немецко-фашистские парашютисты, решительно пресекать другие враждебные проявления.

Но короткая школа истребительного батальона была полезной: сотрудники научились владеть не только пистолетом, но и пулеметом и автоматом, вести бой на улицах города, преодолевать открытые пространства, используя малейшие складки местности и укрытия.

25 августа командир 10-й дивизии войск НКВД полковник Сараев Александр Андреевич, недели за две до этого назначенный начальником Сталинградского гарнизона, подписал приказ номер один, которым город был объявлен на осадном положении. Приказывалось: командирам частей, коменданту гарнизона и начальнику областной милиции принять строгие меры к сохранению в городе строжайшего порядка и дисциплины как среди гражданского населения, так и в воинских частях; всемерно охранять личную безопасность населения города, государственную собственность и имущество граждан; лиц, занимающихся мародерством и грабежами, расстреливать на месте преступления без суда и следствия. Всех прочих злостных нарушителей общественного порядка и безопасности в городе немедленно предавать суду военного трибунала. Этого требовали суровые условия войны.

Весь личный состав управления в тот же день перешел в штольни. Еще в июне комиссар Воронин отдал приказ отрыть штольни в крутом волжском берегу, оборудовав их под жилье и служебные помещения. Выбор места для штолен был удачным: над ними был слой земли не менее десяти метров, который служил надежной защитой даже от прямого попадания бомб и артиллерийских снарядов.

Непредвиденно быстрое продвижение немецких войск лишило возможности закончить сооружение и оборудование штолен. Были отрыты две штольни на глубину до двадцати пяти метров каждая, полы покрыты плохо отструганными досками, грунт на потолке и стенах был слабо укреплен, осыпался, местами просачивалась и капала вода.

Чекисты выполняли свои основные обязанности: выявляли и задерживали немецких лазутчиков, организовывали работу в тылу врага, проводили минирование самых важных заводов и баз, чтобы взорвать их в случае возникновения угрозы захвата фашистами. Но советское командование верило: город не будет сдан врагу, и ни один из намеченных объектов не был взорван.

Кроме того, сотрудники НКВД и милиции круглосуточно патрулировали по улицам осажденного города, задерживали шпионов, мародеров и дезертиров.

Постепенно штольни обживались: вход в них был закрыт крепкими деревянными воротами, защищавшими от взрывных волн, появились рабочие столы и стулья, нары… В одном из ближайших домов была открыта столовая.

Кое-кто из сотрудников предпочитал оставаться в привычном укрытии — в крепких подвалах разрушенного здания управления.

Однажды Прошин увидел Наумова и еще двух оперработников, появившихся в штольне через несколько минут после бомбежки. Он тут же пригласил их.

— Николай Ильич, где вы были во время бомбежки? — спросил Прошин, сжимая руками болевшую голову.

— Мы были в подвале управления.

— Кто вам позволил нарушать указания начальника управления? — взорвался Прошин. — В момент бомбежки вы обязаны укрываться на КП.

— Василий Степанович, там вполне надежно, — отговаривался Наумов.

— Я спрашиваю, почему вы нарушаете приказ? — требовательно допытывался Прошин.

— Виноват. У меня хронический бронхит, я не могу в штольне, здесь сыро, не хватает воздуха…

Прошин задумался на секунду и вдруг быстро поднялся.

— Пойдем, покажешь, где вы укрывались.