Вместе с Наумовым он прошел в подвальное помещение УНКВД, осмотрел место и, должно быть, остался доволен.
— Ладно. Без нужды не рискуйте жизнью.
— Слушаюсь, товарищ капитан, — отрапортовал Наумов.
Прошин уважал подвижного и смекалистого лейтенанта, нередко посылал его на самые ответственные и опасные задания.
В начале августа создалось тревожное положение в Калачевском районе. Считанные километры отделяли районный центр, город Калач-на-Дону, от линии фронта, и вдруг исчезла связь с райотделом НКВД, руководство управления было серьезно обеспокоено этим.
6 августа на рассвете Василий Степанович вызвал Наумова; тот, войдя, доложился по всей форме. Рядом с Прошиным на диване сидел начальник войск НКВД по охране тыла Сталинградского фронта генерал-майор Рогатин.
— Товарищ лейтенант, — начал официально Прошин, обычно он обращался к Наумову на «ты», по имени и отчеству. — Есть мнение направить вас с группой автоматчиков в прифронтовую полосу.
— Я готов, товарищ капитан!
— Вот и хорошо. В ваше распоряжение выделяется тридцать автоматчиков и противотанковое ружье с прислугой. Так, товарищ генерал?
— Да, я думаю, этого будет достаточно, — подтвердил Рогатин.
— На грузовой машине поедете в район города Калач, — продолжал Прошин. — Перед вами ставятся задачи, — Василий Степанович раскрыл папку, взял документ. Это были заранее подготовленные наметки плана поездки. — Прежде всего надо установить местонахождение партийно-советского аппарата и райотдела НКВД, выяснить причины потери связи с управлением и по возможности наладить ее. Далее, уточнить дислокацию немецких войск в Калачевском секторе, изучить обстановку там. Как можно точнее определить размещение войск противника. Если потребуется, разведать боем. У вас есть замечания, товарищ генерал?
— Я хочу только подчеркнуть — нужно максимально полно собрать данные о численности немецко-фашистских войск в районе Калача.
— Задание понятно? — спросил Прошин.
— Так точно! — отрапортовал Наумов, которому в то время казалось, что любое задание ему по плечу.
Прошин тут же передал Николаю Ильичу командировочное удостоверение, подписанное генерал-майором Рогатиным и начальником Особого отдела Сталинградского фронта. В удостоверении, в частности, говорилось:
«Предъявитель сего Наумов Николай Ильич — лейтенант госбезопасности, командируется в Калачевский район Сталинградской области для выполнения специальных заданий.
Всем военным организациям и органам НКВД оказывать товарищу Наумову содействие в выполнении возложенных на него обязанностей».
— Это очень важное задание, и его надо обязательно выполнить, — сказал Прошин, поднялся, подошел к Наумову и, положа руку на его плечо, продолжал: — Разведку веди разумно, не горячись, не теряй головы. В бой вступай только в крайнем случае, когда без этого не обойтись. — И уже совсем по-отечески добавил: — Знаю, ты сегодня еще не спал. Вернешься — поспишь часов семь, это я тебе гарантирую. А сейчас надо спешить…
— Хорошо! — проговорил Наумов, взволнованный заботой о нем заместителя начальника управления, голос его дрогнул.
Когда лейтенант вышел, Рогатин похвалил бесстрашие и безоговорочную готовность Наумова выполнить опасное поручение…
«Всего двадцать дней прошло с той поры, а как все изменилось!» — думал Василий Степанович; проводив генерала, он прилег на топчан, сколоченный из досок и покрытый шинельным сукном: нестерпимо разболелась голова.
Проходящие мимо сотрудники разговаривали шепотом, боясь потревожить: знали, что его мучают приступы головной боли, являющейся следствием давней и, наверное, новой контузий. Они относились к Прошину с большим уважением, ценя его выносливость.
III
Весною тридцать четвертого года Василий Степанович Прошин был направлен в Саратов в распоряжение полномочного представительства ОГПУ по Нижне-Волжскому краю, которое вскоре было переименовано в управление НКВД.
Служба на Северном Урале, куда он был переведен из Пензы, оказалась недолгой: врачи настойчиво рекомендовали сменить климатические условия. Однако Поволжье не только не облегчило хроническую болезнь, вызванную тяжелой контузией, но, напротив, вначале обострило ее: через несколько дней по приезде в Саратов Прошина парализовало. На какое-то время он лишился речи, руки и ноги не двигались, сковало позвоночник. К счастью, болезнь все-таки отступила; врачи советовали перейти на другую, более спокойную, работу, однако Василий Степанович решительно воспротивился, и руководство управления пошло навстречу, его оставили на чекистской службе.