В осажденном городе

«Когда мы занимали населенный пункт, — рассказывал пленный фельдфебель, — солдатам и офицерам предоставлялось полное право отбирать у населения все, что угодно, начиная от кур, свиней и кончая ценностями. Офицеры объясняли нам, что на это есть разрешение фюрера. Кто не хотел добровольно расстаться со своим имуществом или выказывал непочтительное отношение к немецким солдатам, тот расплачивался за это жизнью. Офицеры считали, что солдаты будут стремиться вперед, чтобы приобрести ценные вещи».

«Так сказать, материальный стимул для наступательных действий, — с горькой иронией подумал Прошин, откладывая заявление. — Ага, вот и о настроениях».

Один военнопленный солдат рассказал:

«То, что я увидел и пережил в первый день наступления русских, не поддается описанию. Кругом стоял кромешный ад. Казалось, что настал конец света. Уже в первый день русские вклинились в глубь нашей обороны, захватили много трофеев и пленных. Сопротивляться было совершенно бесполезно».

Еще более выразительно другое заявление:

«Наш путь к Сталинграду можно назвать дорогой мертвецов. Кругом стояли столбы черного дыма, слышались стоны и крики. Я терял рассудок. Счастлив тот, кому удастся унести отсюда целыми свои кости».

А вот неотправленное письмо командира батальона:

«От батальона не осталось в общей сложности и роты. Вчера мы взяли в плен пятнадцать русских, всех перебили. У них монгольские черты лица, и большинства плохо знает русский язык. Они чертовски упорны и дерутся до последней возможности. Танки у русских великолепны, и мы здесь здорово почувствовали их мощь. Т-34 — это самое лучшее, что создано до сих пор в области танков».

Прошин молча перечитывал протоколы допросов, заявления и письма немецких военнопленных.

Вечером Василий Степанович доложил подготовленный им документ Александру Ивановичу Воронину, тот подписал без замечаний.

— Не хочешь встретиться с земляками? — спросил Александр Иванович с доброй улыбкой, когда Прошин поднялся, собираясь уйти.

— С какими земляками?

— Приехала делегация из Пензы, она передает защитникам Сталинграда восемь авиаэскадрилий, построенных на средства пензенских колхозников.

— Всегда рад встрече с земляками, — улыбнулся Прошин.

— Одевайся и заходи ко мне. Сейчас поедем.

XXVII

В середине ноября защитники Сталинграда переживали критический момент. Фашистская авиация ожесточенно бомбила Сталгрэс и Бекетовку. 45-я и 193-я дивизии 62-й армии генерал-лейтенанта Чуйкова вели тяжелые бои в районе заводов «Красный Октябрь» и «Баррикады». Положение обострялось тем, что на Волге начался ледостав, причалы бездействовали, и снабжение войск боеприпасами и продуктами сильно затруднялось.

Мало кто знал, что именно в те дни на КП 57-й армии, которой командовал генерал-майор Толбухин, представители Ставки Верховного Главнокомандования Жуков и Василевский уточняли последние детали мощного контрнаступления советских войск.

14 ноября начальник управления Воронин вернулся из штаба Сталинградского фронта и вызвал к себе старшего лейтенанта госбезопасности Поля.

— Борис Константинович, у меня есть для вас несколько необычное поручение, — начал Воронин, — составы с воинскими грузами Продвигаются нетерпимо медленно, может возникнуть недостаток в боеприпасах. Вам надлежит выехать на место, разобраться в причинах задержки воинских транспортов.

— Я вас понял, товарищ комиссар!

— Вот командировочное предписание. — Воронин протянул листок из служебного блокнота с типографским текстом в верхней части: «Член Военного совета Сталинградского фронта».

Поль шагнул к столу, взял листок и прочитал: