В осажденном городе

«За последние дни отмечается резкое ухудшение обстановки, — написал он и, подумав немного, продолжал: — Противник развивает наступление на северо-западные и северные районы Сталинграда, вышел к линии железной дороги СТЗ — город. Заняты Верхний поселок завода «Баррикады» и Горный поселок. Линия обороны проходит по территории завода «Красный Октябрь», «Баррикады» и по реке Мокрая Мечетка.

Группа немецких автоматчиков проникла в центральную часть заводской территории СТЗ. Многие цехи охвачены пожаром. Руководители завода и сотрудники управления НКВД принимают неотложные меры к тушению пожаров и эвакуации на левый берег наиболее ценного оборудования, но эта работа связана с большими трудностями, потому что в результате интенсивного артиллерийского обстрела полностью уничтожены ближайшие от завода переправы.

Наши войска, перейдя в контрнаступление, освободили правый берег Волги у тракторного завода и поселка Рынок; в районе заводов «Баррикады» и «Красный Октябрь» заняли три улицы.

На юго-западных окраинах города положение по-прежнему остается тяжелым.

В течение месяца управлением НКВД было задержано тридцать три немецких агента. — Далее называлось число дезертиров, мародеров и уголовников, а также количество наших разведчиков, направленных во вражеский тыл…

Фашистское командование усилило подрывную идеологическую работу против нас: разбрасываются многие тысячи листовок, в них распространяется провокационный слух о якобы предстоящей поездке В. М. Молотова в Берлин для заключения перемирия.

В Березовском и Ждановском районах вскрыты повстанческие группы, созданные бывшими белоказачьими офицерами, в прошлом привлекавшимися к уголовной ответственности за антисоветскую деятельность…».

На этом мысль Прошина была прервана. Позвонил начальник райотдела НКВД из Ленинска, лейтенант госбезопасности Усов.

— Василий Степанович, к нам пришел человек, говорит, что заброшен немцами. Хочет срочно встретиться с вами или с товарищем Полем.

— Сейчас приедем, — сказал Прошин и положил трубку. Первой догадкой было: вернулся кто-то из наших разведчиков. Но почему? Что там случилось?

Прошин разыскал Поля, и тут же они вместе поехали в Ленинск.

В комнату, где они разместились, вошел высокий мужчина лет тридцати, в новом красноармейском обмундировании со знаками старшины. Примечательны были его глаза: открытые, прямо-таки сиреневого цвета, виноватые и вместе с тем вопрошающие.

Убедившись в том, что перед ним те люди, с которыми он должен был встретиться, старшина вздохнул с облегчением.

— Я к вам с письмом от Валерия Риттенштейна, — сказал неизвестный.

Прошин и Поль удивленно переглянулись: ведь у немцев настоящей фамилии Риттенштейна не знают, он числится там как Пауль Ределис.

— Не удивляйтесь. Мы с Валерием старые приятели, вместе учились в военно-пехотном училище и служили в Прибалтике, в один день попали в плен, на какое-то время наши пути расходились, а потом вновь сошлись в Варшавской разведывательной школе… В околыше вот этой фуражки заделано послание от Риттенштейна. — Старшина снял с головы фуражку и показал, где находится письмо.

Борис Константинович достал из кармана перочинный ножичек, распорол околыш и достал листки тонкой бумаги, исписанные мельчайшим почерком. Никаких сомнений не было: это послание от лейтенанта Риттенштейна.

— Без подделки? — спросил старшина.