В опасности

Сестра знала, что я винила себя в том, что с ней произошло в Снейте. И что мне хотелось теперь, чтобы все шло тихо и спокойно. Как бы там ни было, несмотря ни на что. Зря я ей про это рассказала. Рэйчел подтолкнула очередную порцию кориандра к лезвию ножа и продолжила крошить его.

Запах парафина так и остается висеть в воздухе. Наверное, открыт один из балконов на этаже ниже, и из квартиры слышится музыка. Тут по четыре квартиры на этаже. По мрачному грязному небу струятся причудливые узоры. Интересно, что преступник сейчас делает. Может быть, он где-то в городе и празднует свою победу. Меня пронзает ярость, а потом накрывает волна перемен, и мой гнев обрушивается на Рэйчел.

Я представляю сестру здесь, на балконе. Она облокотилась о перила, позади нее виден городской пейзаж. Черный джемпер спадает с плеча и обнажает желтую бретельку ее бюстгальтера. Она начинает улыбаться, скулы ее чуточку приподнимаются, глаза сияют. Если Кит наблюдал за ней с холмов, она таким образом могла спровоцировать его. Может быть, она сама дразнила его, потому что обожала внимание к себе.

Ветер прижимает рубашку к моему телу. Я складываю руки на груди и вспоминаю наши старинные ссоры и драки.

После унылой печали последних девяти дней мне даже как-то приятно чувствовать себя злой и язвительной, как будто я напилась аккумуляторной кислоты.

Я сочиняю против Рэйчел целое дело всякий раз, как только она мне кажется противной или бездумной. Ну вот как тогда, когда она обозвала меня лентяйкой.

– Я такая же целеустремленная, как и ты, – возразила я ей.

– К чему же ты так стремишься? – спросила она. – Или куда стремишься?

Она рассмеялась, а я сказала:

– Хорошо, а ты посмотри на себя: ты думаешь, кто-нибудь вообще про тебя вспомнит, когда ты умрешь? Ты всего лишь медсестра, а о них никто и не помнит после того, как выписывается из больницы.

– Еще как помнит, а вообще-то мне все равно, – ответила тогда Рэйчел тоном теннисистки, которая только что провела изящный решающий в игре удар и таким же красивым жестом бросила ракетку на землю.

У Рэйчел невероятный темперамент. Она единственная женщина, которую ударил мужчина-вышибала. А в другой раз я сама видела, как она взяла в баре две бутылки пива, подняла их высоко над головой и нарочно уронила бармену на ноги.

Несколько лет назад мы посетили тусовку на острове в Хакни-Уик. Тогда, повернувшись к ней, я заметила:

– Это самый роскошный вечер в моей жизни! – Я танцевала и размышляла о том, неужели на фестивале «Бернинг Мэн» так же здорово, как здесь. А Рэйчел ударила по голове какого-то мужчину, и нас с позором выгнали с праздника.

Элис сказала, что Рэйчел нужно пробегать несколько кругов трусцой, и только потом выходить куда-то в свет. Мы тогда гуляли в собачьем парке в Уиллесдене, она выставила вперед указательный палец и сказала:

– Вот что нужно этой сучке.

Мы понимали, почему она так бесится, но далеко не всегда сочувствовали ей.

Воспоминания о вечеринке на острове в Хакни-Уик наполняют меня горечью. Я рывком открываю дверцу шкафчика и швыряю туда свою сумку. На полу валяется домашний халат Рэйчел. Я несу его к дивану и кладу себе на колени, пропуская ткань между пальцев. Материал до сих пор сохраняет ее запах, и вот я уже бессильно распласталась на диване.

Я не могу больше ждать тут, пока идет расследование и допросы. Если это было случайное нападение, полиция никогда не найдет преступника. Если только, конечно, он не признается во всем сам. Или если женщина из пригорода Оксфорда не позвонит и не скажет, что, даже при всех ее сомнениях, муж пришел домой поздно, а она заметила кровь на куртке и в его машине. Как считает полиция, не стоит ли им приехать и посмотреть самим?

* * *

Я убираю квартиру для возможного жильца, которому сдам ее в поднаем. Запираю дверь и еду в Эрлс-Корт, чтобы бросить ключ в почтовый ящик Марты. Свет у нее дома не горит, и это к лучшему. Я не хочу, чтобы она видела меня, а то будет пытаться убедить остаться здесь. В одиннадцать я уже снова на вокзале Паддингтон и жду поезд, который увезет меня назад.

Часть 2. Марлоу

Глава 22

Однажды я проследила за одной женщиной от метро. Села она на станции «Монумент», что само по себе привлекло мое внимание. По какой-то причине мне захотелось знать, что она там делала. Она всю дорогу читала, лишь однажды оторвавшись от книжки на станции «Кэннон-стрит». Когда на «Виктории» она поднялась с места, я вышла из поезда вслед за ней, а не поехала до своей остановки. Она вышла из метро и направилась к реке и району Пимлико. Стоял конец мая, такой теплый весенний вечер, когда не хочется домой. Женщина вышла на проезжую часть, чтобы обойти небольшую толпу людей, стоявших у паба с пенящимися бокалами пива и куривших, потом свернула в переулок со стоящими в ряд домами из желтого кирпича с белыми трубами на крышах.

Я никому об этом не рассказывала. Было бы слишком трудно объяснить, что мне хотелось о ней знать.