Воздух свежий, прохладный и какой-то смолистый. Ноги у меня уже мокрые, джинсы прилипают к коже. Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на витрину магазина-пекарни «Четыре и двадцать черных дроздов». У Рэйчел была такая птичка в эмали. Я помню, как она воткнула ее в пирог. В Корнуолле мы видели пироги с запеченными в них рыбьими головами в память о моряке Томе Бококе. Я задумываюсь о том, когда же мы с Рэйчел снова поедем в Полперро, и тут весь ужас положения снова обрушивается на меня.
Дождь стучит по моему зонтику. Я жду у перекрестка, чтобы перейти Гревиль-роуд перед рекламой водки, и вспоминаю, что перед моим отъездом здесь рекламировали сидр. Я пытаюсь отметить другие перемены, но это оказывается невозможным. Как только дорога сливается с Килберном, тут все начинает пестреть бесконечными плакатами, рекламными щитами и растяжками. Лондонский налог на бедность во всей красе. Я прохожу мимо первого склада Карфоун из четырех на пути домой из метро.
Очутившись в квартире, я снимаю пальто, складываю зонтик. Здесь все мне кажется каким-то зловещим. В раковине стоит ополоснутая, но не вымытая кофейная чашка, оставленная здесь еще в пятницу утром, когда я уходила на работу.
Я подхожу к окну в дальнем конце гостиной и наблюдаю за тем, как с крыш поднимается туман. В ясные дни отсюда виден Брикстон, а это уже восточная часть Сити. В сумерках башни начинают мерцать в дымке, а с наступлением темноты я уже вижу миллионы огоньков.
Но сейчас дождь размывает вид города где-то у Бейсуотера. Белые крыши с карнизами сначала блекнут в тумане, а потом и вовсе исчезают. Здесь могли быть люди, говорил Моретти. Надо разжечь огонь и проверить, работает ли котел.
Дождь разбрызгивает капли по стеклам окон. Я хожу по квартире, но все равно никак не могу поверить в то, что я снова тут. Я не знаю, как мне дожить до того часа, когда нужно будет идти спать.
Раньше мне нравилось возвращаться домой. Я готовила кофе или чай, сбрасывала обувь, лосины и носки, потирая красные отметины от резинок на животе и лодыжках. Сейчас мои движения стали резкими и скованными. Я переодеваюсь в легинсы и рубашку с длинными рукавами, которая появилась у меня после забега в Уондсуорте, в котором я не участвовала.
Меня не было тут всего девять дней. Большая часть продуктов в холодильнике осталась свежей. Я отношу мусор в мусоропровод в коридоре. В душе меня завораживает аромат моего шампуня, теперь, после девяти дней отсутствия, он кажется мне достоянием далекого прошлого. Вокруг распространяется запах розмарина и можжевельника. Нужно будет купить что-то совсем новое.
Выходя из душа, я замечаю, что дождь прекратился, поэтому одеваюсь и иду на балкон. Ветер дует мне в лицо и завывает где-то за углом дома, а чайки кричат и резко ныряют вниз. Кровь поднимается у меня по ногам, и от головокружения мне становится легко. Туман рассеялся, и за крышами Бейсуотера я вижу Гайд-парк, который отсюда кажется темно-зеленой полосой с серебристыми заплатами легкой дымки.
В воздухе пахнет парафином. Я изучаю линию горизонта. Темная форма электростанции Лотс-роуд. Башня Оксо на южном берегу. Однажды я ходила туда пообедать. Ресторан находится на самом верху, и в нем очень хорошо слышно, как бармен сыпет лед в бокалы и разносит их по залу. Джин «Элдерфлауэр» с тоником. Я только что познакомилась с Лиамом и, конечно, еще не знала, что дела могут пойти именно так.
Ноги у меня трясутся. Я боюсь высоты, но у меня есть страхи и посильнее. Прошлой весной я зашла в лифт с незнакомым мужчиной, и когда мы проехали несколько этажей, меня накрыла волна паники. Я просто была уверена в том, что он хочет жестоко разделаться со мной. Мужчина просто смотрел на закрытые двери кабины. Руки у него висели по бокам, и он нервно сжимал пальцы в кулаки и разжимал.
Я думаю, что мы с Рэйчел могли бы со временем оправиться от шока после нападения на нее, если бы только не провели целые месяцы, тщательно изучая сотни других нападений, изнасилований и убийств, пока искали преступника. Я хотела, чтобы мы обе забыли обо всем том, что нам удалось узнать. Последние пять лет я притворялась, что и впрямь все забыто, и игнорировала признаки того, что это не так. Например, то, что она приобрела немецкую овчарку. Или то, что я никогда не садилась в такси одна.
Не знаю, права ли я была насчет того незнакомца в лифте. Кабинка остановилась на восьмом этаже, и в лифт вошел еще один мужчина, так что первый уже ничего бы и не смог сделать, даже если и намеревался первоначально. Я рассказала об этом Рэйчел, приехав к ней. Она тогда резала кориандр и, глядя в безоблачное небо Оксфордшира, заметила:
– У тебя слишком активное воображение.
– Или я все же смогла кое-что уразуметь, – возразила я тогда, плеснув в бокал белого вина, вспоминая свисающие руки мужчины и его сгибающиеся пальцы. Наверное, я говорила это так, будто очень хотела оказаться права, и тогда сестра нахмурилась.