В океане. Повесть

Игнатьев с облегчением вздохнул. Молодой штурман впервые шел в заграничное плавание - волновался, не упустил ли чего-нибудь при подготовке штурманского хозяйства. Зато Чижов держался с подчеркнутым равнодушием, отчасти подражая капитану Потапову, отчасти потому, что не впервой было идти в дальнее плавание…

- Так, товарищи, - сказал начальник штаба экспедиции Курнаков. - Как будто вся документация «на товсь». Теперь проверим приборы… Придется нам посидеть нынче подольше.

- Да ведь еще завтрашний день… - откликнулся Чижов.

- Приказ капитана первого ранга - все должно быть подготовлено сегодня.

- Сколько наших людей уволено! - не сдавался Чижов. Все последние дни был занят штурманским хозяйством, хотел перед отплытием хоть разок сойти пораньше на берег. И вдруг опять нежданная задержка.

- Отпущены те, товарищ третий помощник, - взглянул на него Курнаков, - в ком нет прямой надобности при последних подготовительных работах.

Курнаков встал с дивана, застегнул китель, взял с полки фуражку.

- Выйдем, товарищи, проветримся несколько минут - и за работу.

Смычки якорь-цепей были разложены широкими восьмерками вокруг кнехтов - вросших в палубу стальных закругленных тумб. Оставалось закончить разноску тросов. Снова боцман встал во главе шеренги моряков, указывал, как ловчее ухватиться, быстрее обносить вокруг кнехтов и закреплять стопорами гибкие металлические канаты…

Теперь окрасочные работы…

Сергей Никитич пересек палубу, подошел к стоящей на киль-блоках барже. Щербаков в распахнутой на груди спецовке красил, широко размахивая кистью, изъязвленный многими пробоинами и вмятинами борт.

Агеев остановился от него в двух шагах. Продолжая работать, Щербаков покосился на мичмана. Вот он - высокий, широкогрудый, с желтоватыми глазами под выступами тонких бровей. Такая жара, а главный боцман, как всегда, одет в тщательно застегнутый рабочий китель. Беловерхая фуражка слегка сдвинута на маленькое смуглое ухо.

- Ровней, ровней красить нужно, товарищ матрос, - сказал, помолчав, Агеев. - Так крыть, как вы кроете, матовые просветы останутся. Ну-ка, дайте!

Он взял у Щербакова кисть, осторожно и быстро погрузил в котелок, полный глянцевой черни. Ловко, с одинаковым нажимом, наложил на непокрашенный участок борта несколько слившихся одна с другой полос.

- Так кладите, чтобы второго слоя не потребовалось. Знаете, чем красите? Каменноугольным лаком - его нам прямым курсом с Кузбасса привозят, почитай через весь Союз. Народное имущество разбазаривать нельзя.

Он отдал кисть Щербакову.

- Краску растирать крепче нужно! Кисти, так сказать, не жалеть… Трудитесь, как всегда, на «отлично»!

Он перешел к Мосину, работавшему у другого борта баржи.

Матрос вяло счищал старую, облупившуюся краску, бугристые наслоения ракушек и морской соли, въевшиеся в днище.

- А вы, Мосин, не жалейте скребка, его и поточить недолго, - сказал Агеев. - Иная ракушка так вцепится в киль… Плохо отчистите металл - краска не будет ложиться.

- А что ей ложиться! - Матрос опустил скребок, сердито смахнул заливавший глаза пот. - Куда нам эта старая калоша! Вот уж точно - выкрасить да выбросить. А тут корпи над ней!

- Во-первых, встаньте, как положено, матрос Мосин, когда отвечаете старшим по званию! - строго сказал мичман. Мосин подтянулся. Несколько секунд Агеев не сводил с него укоризненного взгляда. - Выкрасить да выбросить! Мастак вы, похоже, казенным добром бросаться! - Он взял скребок, плавными, размашистыми движениями стал очищать металл. - Верно, баржа эта, старушка, хорошо послужила! - почти с нежностью, как о живом, хорошем человеке, сказал мичман. - Но поплавает еще не один год, если не будем ее за старую калошу считать. Не ожидал я от вас, Мосин, такого разговора!

Скребок летал под рукой главного боцмана как птица.

- Конечно, подремонтировать эти баржи следует - раны войны залечить. В таком виде их только и можно что камнями набить, якорь-цепи к ним принайтовить и затопить как вечные якоря. А все же подумайте, зачем красим их, как заправские корабли?

- Перед Европой покрасоваться, что ли, хотим? - буркнул Мосин. - Будем в чужие порты заходить, нехорошо, что на борту ржавые развальнюги. - Он протянул руку к скребку. - Да уж дайте, товарищ главный боцман, докончить.

Но главный боцман не отдавал скребка.

- Для себя это делаем, не для Европы, пойми! Русский человек во всем порядок любит. А вы матрос боцманской команды, хозяин корабля. Вас тоска должна грызть, если каждая задрайка не блестит на борту. Образцовый корабль - вот в чем сейчас ваша матросская слава.

Он отдал наконец Мосину скребок, с минуту наблюдал, как тот принялся с новой энергией за работу. Потом снова подошел к Щербакову.

- Ну, вот и лучше у вас пошло!

Щербаков вспыхнул от удовольствия. Все знали, как скуп на похвалы мичман Агеев.

Сергей Никитич вновь пересек палубу, пристрастным взглядом озирая свое хозяйство. Скоро - в море. Ничего не должно быть упущено перед таким серьезным походом.