В океане. Повесть

- Клава, к телефону, - дружески окликнула ее полная курчавая официантка Настя, спешившая мимо с подносом.

Жуков стоял в будке уличного автомата. Нетерпеливо ждал, прижав трубку к уху, сжимая под мышкой аккуратный бумажный сверток.

- Клавочка? Леонид говорит! Здравствуй!

- А, это ты… - голос Клавы звучал сухо, почти враждебно, и Жуков сильней стиснул рубчатый держатель трубки влажной от волнения рукой. - Сказала я тебе - кончено у, нас все.

- Я, Клава, еще раз поговорить пришел. Важная есть новость.

Ему показалось, что она задышала быстрее.

- Какая там еще новость?

- По телефону не скажу. Повидаться нужно.

Она молчала.

- Повидаться нужно сейчас, - настойчиво повторил Леонид.

Ее голос звучал теперь немного ласковей, мягче.

- Завтра приходи… В это время… Сегодня не могу.

- Завтра я, Клавочка, не получу увольнения.

Снова молчание. Поет в трубке музыка, звучат невнятные голоса, потрескивает качающийся шнур.

- Сказано - не могу. Занята я до поздней ночи…

Но он чувствовал - она поколебалась, ей хочется скорей узнать, что это за важная новость.

- Отпросись. Все равно - пока не придешь, ждать буду у твоего дома.

- К ресторану подойди, выбегу к тебе…

- Ждать буду у твоего дома! - настойчиво повторил Жуков.

Она знала, что Леонид настоит на своем. Взглянула на стрелки часиков у запястья. Что ж, время еще есть… И очень важно узнать - что это за новость такая…

- Ладно, сейчас приду, - отрывисто бросила Шубина в трубку…

Жуков только еще приготовился было ждать, прохаживаясь у сводчатых, старинной кладки ворот в глубине узкого переулка, когда из-за поворота показалась Клава, деловито, словно не замечая его, направилась к дому.

Леонид бросился к ней. Не поздоровалась, не подала руки.

- Ну, говори - в чем дело?

- А разве к тебе не зайдем?

- Некогда мне.

- Хоть на минутку! На улице говорить не буду.

Молча она вынула из сумочки ключ. Свернула в ворота, остановилась под аркой, отперла низкую, покрытую облупившейся краской дверь, рядом с тщательно, как всегда, занавешенным окном.

Она пропустила Жукова вперед, в пахнущий духами и сыростью полумрак. Щелкнула выключателем, машинально оправила покрывало на кровати, не садясь, не снимая шляпки, вопросительно смотрела на Леонида.

Он подошел к столу, бодро извлек из пакета бутылку портвейна, банку мясных консервов, поджаристый, свежий батон. Складным ножом, вынутым из кармана брюк, начал открывать консервы - вкусно запахло мясом, сдобренным лавровым листом. Не в первый раз приходил он так, с угощением, к Клаве… Правда, говорит, что торопится, но обстановка покажет…

- Напрасно стараешься, - презрительно, вызывающе сказала она.

Леонид оставил банку полувскрытой, стремительно шагнул к ней.

- Да не сердись ты… Отпраздновать хочу с тобой вместе…

Привлек ее к себе - слабо сопротивлявшуюся, смотревшую ждущими, увлажненными глазами. Прижался горячим ртом к уклончивым мягким губам.

- Я, Клавочка, нынче большое дело сделал.

- Решил, значит? Уедем отсюда? - Она смотрела недоверчиво, с тоскливой надеждой.

- На флоте остаюсь. Рапорт подал сегодня… Ты послушай, все тебе объясню… Хочешь - пойдем хоть сегодня в загс - закрепить это дело.

Она вырвалась, отступила. Всматривалась, словно еще не поняв.

- Шутишь, Леня?

- Нет, Клавочка, не шучу. - Сказал это спокойно, твердо, хотел снова обнять, но она отступила еще дальше.

- Я душой с морем сросся, с флотом сроднился навсегда. Пойми - не могу я с кораблями расстаться. Но и без тебя мне тоже не жизнь.

- Уходи! - вскрикнула Клава.

И вдруг надломилась, припала к нему сама, боль и тоска захлестнули голос.

- Ленечка, в последний раз Христом-богом молю, уедем отсюда! Ты свое отслужил, вышел твой срок.

Я работать буду, хорошей, верной буду тебе женой… Только уедем! Пожалей ты меня. Больше сил нет здесь жить. Наденешь гражданское, Леня, возьмешь билеты на поезд - поженимся в тот же день…

- Я с кораблей уйти не могу. Последнее мое слово, - глухо, с непреклонной твердостью сказал Жуков.

Она грубо вырвалась, хотела ударить с размаху, он едва успел защитить лицо.

- Убирайся! Видеть тебя не хочу! Мальчишка, нищий матрос!

- Ты пойми, Клава…

- Ненавижу! - Она оперлась руками о стол, ее голос звучал теперь ядовитой насмешкой. - Я другого найду, не такого, как ты, настоящего мужа.

Обида, ревность охватили его.

- Может быть, у тебя еще кто есть и теперь? - Не узнавал своего голоса, не заметил, как очутился в кулаке схваченный со стола нож. - Тогда смотри, Клавка!

- Не твоя это печаль! Убирайся! - Надвигалась - обезумевшая, постаревшая, злая.

Бросил нож на стол, шагнул к двери.

- И уйду! И никогда не вернусь к тебе больше!

Рывком распахнул наружную дверь, с силой захлопнул. Не видел, как, оставшись одна, Клава пошатнулась, припала лицом к скатерти, залилась сердце надрывающим плачем… А потом подняла голову, взглянула на часы и бросилась к зеркалу на стене, привычными движениями стала припудривать мокрое от слез лицо…

Темнело, зажигались редкие фонари на улицах и на бульварах. Загорались там и здесь окна квартир, светились жидким золотом над брусчаткой улиц.