— Понимаю… занятно… Я много ужъ читалъ у Кирилла Семеныча, а такой не читалъ…
Прохоровъ отошелъ къ кровати и сѣлъ. Онъ видѣлъ, какъ Сеня, наклонившись надъ книгой, перелистывалъ страницу за страницей, и его лицо отражало воспринятое. Какая-то глубокая мысль овладѣла Прохоровымъ. Онъ порывисто всталъ, ероша густые волосы, прошелся раза три по комнатѣ и остановился передъ Семеновымъ.
— Знаешь, что?..
Онъ кивнулъ въ сторону Сени, склонившагося надъ книгой.
— Что, — если попробовать поднять его?
Семеновъ поднялся и посмотрѣлъ на Сеню.
— Это-то я и раньше думалъ, — сказалъ онъ. — Да… Только я глубже смотрю на это. Писать и читать онъ и такъ умѣетъ. Нѣтъ, если дать ему… полное образованiе… хоть одну лишнюю силу вывести изъ народа?..
— Полное образованiе?.. Неисправимый идеалистъ ты!.. Ломоносовъ, Эдиссонъ и проч… это, по-твоему, изъ него выйдетъ?.. Я, братъ, объ этомъ не думаю… Пусть хоть народнымъ учителемъ будетъ, и то хлѣбъ… Пусть не уходитъ изъ народа… пусть хоть развитымъ рабочимъ будетъ!.. Не то нужно, чтобъ однимъ ученымъ больше стало, а чтобы въ самой гущѣ-то народной побольше людей съ головами было… Такъ, а?.. какъ же?
Семеновъ задумался. — ну, хорошо, — сказалъ онъ. Ну, поппробуемъ мы… Ну, а если начнемъ, а потомъ и бросимъ?.. Помнишь, какъ Андрей съ мальчишкой изъ лавки началъ тоже вотъ такъ, а черезъ мѣсяцъ и съѣхалъ съ квартиры?
Вотъ и мы…
— Я?.. ну, братъ, это дудки… Я не Андрей. Разъ я рѣшилъ что… — Прохоровъ взъерошилъ въ волненiи волосы.
— Ты!.. черноземная сила!.. Читатель!..
Сеня поднялъ голову.
— Что, баринъ?..
— Опять!.. Какой я, чортъ, баринъ!.. Твоего же тѣста я, а не барскаго… Да не въ этомъ дѣло. Хочешь оставаться у насъ?.. Чего ты моргаешь?.. Будемъ тебя учить… въ училище отдадимъ…
— А я не знаю… тятя вотъ прiѣдетъ… заберетъ меня…
— Тамъ увидимъ… Будешь стараться, а?.. Есть охота?..
— Буду. Кириллъ Семенычъ сказывалъ, — я могу понимать науку…
— Ну, вотъ и понимай.
Сеня не могъ читать. Его оставляютъ у себя эти веселые студенты, „ученые“, у которыхъ такъ хорошо жить, и которые говорятъ такiя умныя слова, что и понять трудно. Ни подзатыльниковъ, ни ругани, ни большого колеса не будетъ больше, не придется бродить по улицамъ. Но вдругъ вспомнилъ онъ про Кирилла Семеныча… А онъ?.. Онъ будетъ, какъ и раньше, работать, ходить по мѣстамъ…
— Ты что это, а? — спросилъ Прохоровъ. — „О чемъ тоска, откуда скука?“
— Кирилла Семеныча жалко…
— Ну, ужъ твоего Семеныча мы взять не можемъ… нѣтъ.
Принятое такъ скорополительно рѣшенiе взволновало студентовъ. Они курили папиросу за папиросой и мѣрили комнату крупными шагами.
Казалось, они осуществляли бродившiя иногда въ головѣ честныя, хорошiя мысли, — служить народу. А сколько было этихъ свѣжихъ, искреннихъ порывовъ!.. Еще на школьной скамьѣ, въ спорахъ съ товарищами, зрѣли эти порывы. Народъ, — не пустымъ звукомъ было для нихъ это слово; въ немъ, этомъ словѣ, слилось все самое дорогое сердцу: и родина, и миллiоны обремененныхъ, и сотни лѣтъ тяжкихъ страданiй, и правда, и цѣль жизни, и надежда на великое, счастливое будущее страны, которое нужно создать.
Они чувствовали себя сильными и способными создавать это будущее.
Страстный по натурѣ, вышедшiй изъ народа, — онъ былъ сыномъ бѣднаго сельскаго псаломщика и перешелъ въ университетъ изъ семинарiи, — Прохоровъ не считался съ препятствiями: въ немъ бурлила непочатая сила „дѣвственной почвы“, какъ онъ любилъ говорить. Семеновъ, сынъ провинцiальнаго мелкаго чиновника, былъ болѣе сдержанъ. Но пыль молодости, жажда честной дѣятельности, стремленiе къ идеалу истины, добра и красоты были въ обоихъ. Суровая жизнь, съ невзгодами и борьбой, съ разочарованiями, съ измѣной убѣжденiямъ, — еще не встала передъ ними грознымъ препятствiемъ, не заставила отказаться отъ свѣтлыхъ порывовъ, рождающихся въ чистыхъ сердцахъ. Они были тѣми, про кого сказалъ поэтъ:
«Мечты насъ гордо призывали «Жить для другихъ, другимъ служить»…
Прохоровъ настоялъ, чтобы готовить Сеню на народнаго учителя, а если бы вдругъ обнаружились въ немъ большiя способности, можно было бы и отдать въ гимназiю, хотя сильно смущали лѣта: Сенѣ шелъ тринадцатый годъ. За два года, что оставалось имъ до окончанiя университетскаго курса, они разсчитывали многое сдѣлать, а тамъ… тамъ можно было бы что-нибудь предпринять, заинтересовать знакомыхъ, товарищей и поддержать Сеню, высылать ему ежемѣсячно рублей по десяти. По окончанiи курса они должны были идти въ земскiе врачи и послужить народу, на средства котораго они получили образованiе. Къ тому времени и Сеня пойметъ свое положенiе, и отъ него будетъ зависѣть, какъ повести себя. Къ чему загадывать, что можетъ быть потомъ?.. Важно было, по ихъ мнѣнiю, начать, „вложиться“, какъ говорилъ грубоватый Прохоровъ, а тамъ…
Ждали прiѣзда отца, котораго Прохоровъ рѣшилъ „взять силой“.