В недрах секретных архивов

«Господин Сцек, я считаю себя обязанной сообщить для вашего утешения, что ваш сын Александр укрывался у меня и показывал мне конфиденциально секретный радиотелеграфный код германского правительства; он сообщил, что отправляется сначала в Голландию к английскому консулу, а оттуда в Англию.

Он уверял меня, что если ему удастся перейти с этими документами границу, война не сможет долго продолжаться…».

В конце этого письма сын Жиль, Евгений, сделал следующую приписку:

«До 14 августа 1915 года я работал с вашим сыном Александром и знал, что он тайно готовил материал, необходимый для дешифровки союзниками германских сообщений».

Аналогичное заявление сделал бельгийский генерал Люсьен Бюи. Узнав об исчезновении инженера, он сообщил, что «Александр отправился в августе 1915 года с целью добраться до Англии и передать сластям, секретный код германского правительства».

Было бы скучно цитировать все показания по этому вопросу. Присоединим, впрочем, к этой куче свидетелей еще одного — Нашмита, который был в 1915 году генеральным консулом США в Брюсселе.

В мае 1915 года Александр Сцек пришел к нему и умолял разрешить ему переправиться в его экипаже в Голландию, чтобы доставить союзникам «чрезвычайно важные документы».

В то время США были еще нейтральны, и Нашмит не имел права оказывать содействие в этом деле.

Что касается Бока, который помог бегству Сцека и достал для него провожатого, то английская контрразведка в 1920 году предоставила ему премию в двадцать пять тысяч франков «в благодарность за прошлые заслуги», а бельгийское правительство наградило его орденом Леопольда.

В начале 1921 года несчастный отец, неутомимо продолжая свои поиски, отправился в Роттердам. Там он был принят Дультоном, тоже служившим в английской контрразведке. Последний заявил, что он хорошо помнит приход молодого человека и вручение кода майору Оппенгейму. Он с готовностью взялся помочь убитому горем отцу и написал письмо на Ивнинг Стрит с просьбой дать сведения, которые могли бы облегчить розыски.

3 мая Холл лично ответил Сцеку. Он сообщил, что, к великому сожалению, не может ни помочь ему, ни сообщить сведения, полезные для расследования этого дела.

Несмотря на этот совершенно ясный отказ, хотя и переданный в чрезвычайно вежливой форме, Сцек продолжал с удивительным упорством и мужеством неустанные розыски сына.

Имелось слишком много достоверных данных, заставлявших семью пропавшего полагать, что молодой Сцек после визита к майору Оппенгейму отправился из Роттердама в Англию и что он лично передал на Ивнинг Стрит германский секретный код.

По поводу исчезновения Сцека могут быть только два предположения, оба правдоподобные: переписчик знаменитого дипломатического кода стал жертвой или германской секретной полиции, или английской контрразведки.

Действительно: первая должна была пылать чувством мщения по отношению к инженеру-радиотелеграфисту, который покинул свой пост с явно подозрительными намерениями; английская же контрразведка со своей стороны могла опасаться, как бы из чувства понятной гордости этот перебежчик не начал хвастаться своим, подвигом, разглашение которого аннулировало бы все значение кода. Слишком многое зависело от возможной нескромности молодого человека, которая могла вызвать подозрения Берлина и побудить министерство иностранных дел изменить комбинации своего дипломатического кода.

Выходцы с того света

Загадочное исчезновение Александра Сцека не является единичным случаем.

Много других «похищений» как документов, так и людей приписывается секретным службам государств-участников войны 1914–1918 годов. Заинтересованные в сохранении тайны, они многих сотрудников исключили на время или даже навсегда из списка живых.

Так, Вальтер Джон Левингтон, уроженец Сиппенгэма в Букингэмшире, пропадавший в течение шести лет, неожиданно возвратился в свою семью; между тем официально было объявлено о его смерти и его имя выгравировано на могильном камне.

Отправившись в начале войны на корабле «Сандлей», Джон Левингтон был, по официальной версии, убит во время морской стычки. Мэр Сиппенгэма не только сообщил это печальное известие семье Левингтона, но, кроме того, передал также и вещи, принадлежавшие молодому моряку. Таким образом, не могло возникнуть ни малейшего сомнения в смерти Левингтона. Во время установки традиционного монумента в память солдат, погибших во время войны, муниципалитет выгравировал золотыми буквами и имя Левингтона.