В море Травкин

Мироненко доложил о шуме, похожем на работу винтов подводной лодки. Травкин приказал идти переменными курсами и менять глубины, а сам взял второй наушник — послушать море. Решил тоже, что это лодка.

Шум то усиливался, то пропадал. Подвсплыли. Вахтенный офицер в перископ заметил дым и верхушки мачт судна. Дистанция до противника сокращалась, но тонкая нить горизонта и спички-мачты то и дело закрывались наплывшим с севера туманом.

Нанося пеленги на корабль и лодку на карте, штурман прислушивался к каждому слову, доносившемуся по переговорной трубе из акустической рубки. Волнуясь, он сказал Калинину:

— Немецкая лодка, наверно, сейчас сближается с нами.

Тот спокойно ответил:

— Ну и что же? Ее дело сближаться с нами. А мы будем топить транспорт, потому что это — наше дело.

«Калинин сказал так штурману, чтобы не отвлекался, и мне дал совет внимательно следить за вражеской лодкой. За совет спасибо, но я ее ни на секунду из вида не упускаю», — подумал Травкин. Он приказал акустику поточнее брать пеленги на транспорт и лодку, чтобы сразу реагировать на изменения обстановки, боцману — через каждые две минуты изменять глубину погружения на 15 метров, чтобы противник не мог прицельно выпустить торпеды.

Иван Васильевич пристально посмотрел на карту с прокладкой. На ней словно была отображена сцена охоты. «Щ-303» нацеливалась на транспорт, а вражеская субмарина — на «щуку». Кто же окажется искуснее, расчетливее, сумеет переиграть другого, превзойдет в тактическом мышлении? Ставка в этой игре была максимальной — людские жизни.

Ход мысли командира немецкой лодки для Травкина был в общем-то ясен. По маневрам нашего корабля он видел, что «щука» выходит в атаку на транспорт. Ему надо было утопить советскую лодку раньше, чем она выпустит торпеды. Нанести свой удар неотразимо, наверняка.

«Щ-303» продолжала сближение с транспортом (огромным лесовозом). Успех атаки был в ее неожиданности для противника, скрытности, точности удара: подводная лодка врага не дала бы повторить атаку. Но, если с судна заметят перископ, транспорт успеет отвернуть. Угроза атаки с вражеской субмарины заставляла все делать быстрее, точнее. Травкин присел перед тумбой на корточки и, едва высунув перископ из воды, привставал вслед за окулярами. За короткое время Иван Васильевич уточнил данные и передал их помощнику.

— А если… — в раздумье произнес Травкин и показал Калинину на карте, что неплохо бы ударить по транспорту со стороны берега. — Лодку мы, наверняка, запутаем, а лесовоз никуда не денется.

Помощник понял замысел с полуслова. Командир немецкой лодки видит, что «щука» выходит в атаку на транспорт, считает, что стрелять она будет со стороны моря, а тут новый вариант.

Травкин распорядился увеличить скорость, чтобы пересечь под водой курс транспорта. Завершая маневрирование, Иван Васильевич взглянул на сосредоточенные лица помощника и штурмана. Калинин завершал новые расчеты для атаки, Магрилов прокладывал курсы кораблей на карте. Лица у обоих сосредоточенные, посуровевшие.

Лодка легла на боевой курс, капитан 3-го ранга скомандовал:

— Залп двумя торпедами! Носовые аппараты — товьсь!.. Залп!

И сразу:

— Право руля! Боцман, ныряем на глубину пятьдесят метров!

У бортов «Щ-303» нарастал пронзительный свист — шум винтов торпед. К счастью, они прошли мимо. Враг, так и не разгадавший маневра Травкина, не сумел нанести прицельного удара, стрелял, как говорят в таких случаях, наудачу.

Выждав некоторое время, Иван Васильевич поднял лодку под перископ. Транспорт уже тонул. На воде плавали шлюпки. Сторожевики нашу лодку не бомбили, видимо, опасались нанести удар по своей. Иван Васильевич положил лодку на грунт, чтобы дать отдых команде и торпедисты могли перезарядить аппараты.

Боевые действия временно прекратились, «безработные» Широбоков и Рашковецкий, как видно, решили их продолжить… Один против другого. Поскольку обед был прерван сигналом тревоги, о нем и пошла речь.

— На второе кое у кого был лесовоз с мачтами, можно этого товарища дальше не кормить! — высказал радист свою оценку событий, посматривая на боцмана.

Тот, не думая, отпарировал:

— Вы, гнилая морская интеллигенция, прекратите когда-нибудь свои плоские, как телеграфный бланк, разговорчики?

Термин «морская интеллигенция» прилип к радистам с момента появления на кораблях радиоаппаратуры. И не по причине особой теоретической подготовки радистов, хотя, разумеется, ими становились грамотные люди, а потому, что они освобождались от тяжелых физических работ, чтобы не сбить руку.

О нарядах вне очереди, как это было в начале похода, Рашковецкий уже не вспоминал, поскольку отрабатывать их было негде. Картошка кончалась, другой «черной работы» пока не предвиделось…

— Товарищ боцман, — не унимался Широбоков, — что же мне делать, коли я такой разговорчивый уродился. И потом, это не совсем честно: я же ваши ошибки никуда не записываю.