В мире исканий(изд.1949)

Вот уже две недели продолжаются на шахте испыта­ния новой аппаратуры, предназначенной для местной геологической разведки. Стране нужно огромное количе­ство калиевой соли, повышающей плодородие земли. Добыча калийных удобрений должна быть резко увеличе­на по сравнению с довоенным уровнем. А тут серьезный человек, ученый, от которого он ждет новых открытий, увлекся какими-то посторонними вещами…

Петренко привез на шахту разработанную им новую акустическую аппаратуру. Ее действие было основано на том, что мощный звуковой сигнал, посланный в землю, отразившись, должен был вернуться в специальный при­емник и рассказать о структуре слоев, на которые он на­толкнулся. Так обстояло дело в теории. На практике же звук уходил под землю и терялся в толще горных пород. Правда, при этом звук отражался и преломлялся так, как луч солнца, упавший в воду, но к приемнику возвра­щалась настолько ничтожная часть его, что по показани­ям прибора нельзя было представить ясной картины подземных богатств. Требовалось внести какие-то усо­вершенствования в аппарат.

“Дались же ему эти шорохи! — думал Губанов, с до­садой поглядывая на озабоченное лицо своего собесед­ника. — Нет уж, видно, придется вести разведку обычны­ми методами. А жаль: прибор Петренко обещал значительно ускорить все дело…”

Стук в дверь прервал размышления директора. Во­шел высокий, сухопарый человек в круглых роговых оч­ках. Это был кандидат физико-математических наук Константин Сергеевич Шабалин, работник одного из ис­следовательских институтов Ленинграда. Здесь, на шахте, он испытывал свой аппарат, тоже предназначен­ный для разведки соляных пластов.

— Ну, как успехи? — спросил директор, пожимая сухую, костлявую руку ученого.

Тот поправил очки и огорченно развел руками.

По методу Шабалина, в толщу земли посылалась на разведку радиоволна определенной длины. Радиоволны по-разному отражаются от различных горных пород, и на экране приемного устройства в аппарате Шабалина по­являлось условное изображение, рассказывающее о гео­логическом строении земных недр. Так было не только в теории, но и при лабораторном испытании прибора. Но вот в шахте дело не ладилось: какая-то дымка за­стилала экран через несколько минут после начала работы. Все пропадало в этом тумане. Шабалин бился изо всех сил, менял волну, даже переделывал свой при­бор, но пока безрезультатно.

Петренко, замолчавший было на минуту, снова ожи­вился.

— Я вот рассказываю сейчас Николаю Ивановичу про странные явления в шахте, — сказал он, обращаясь к коллеге. — Какие-то звуки непонятные слышны, даже когда наш генератор звука выключен.

— Звуки? — рассеянно переспросил Шабалин. — Ну и что же?

— Легкий такой шорох… и медленно передвигается с места на место…

Ленинградец покосился на Петренко.

— Да не заблуждаетесь ли вы? — спросил он.

И тут же рассказал о случае, который произошел од­нажды во время сейсмической разведки рудных залежей. Сейсмограф, установленный на поверхности земли, заре­гистрировал землетрясение силой в десять баллов. Меж­ду тем почва под ногами исследователей была совершен­но спокойной. При проверке выяснилось, что неподалеку от сейсмографа в ямку в земле попал лягушонок. Он пытался выбраться и производил легчайшее сотрясение почвы. Чувствительность же прибора была так велика, что он зафиксировал сильные толчки.

— Вот и у вас тоже, — добавил он, — мышь какая-нибудь ползет… Усиление звука в вашем аппарате настолько велико, что муха за слона сойдет, а мышь, как поезд, будет шуметь… в вашем ухе…

— Да нет же! — окончательно разгорячился Петрен­ко. — Ведь звук-то идет из толщи земли… Какая там мышь… Вы просто смеетесь… Конечно, вы не верите в эффективность звуковой разведки…

“Ну вот, кажется, начали ссориться, — подумал Губанов. — Самолюбие проклятое заедает. Нет того, чтобы спокойно разобраться в сути дела. Общими бы усилиями… А то каждый считает свой метод наилучшим и готов на рожон лезть”.

Директор задумался и почти не слушал спорящих.

— Ну, это вы уж оставьте, — доносился голос Шаба­лина. — Проникновение радиоволн в толщу земли иссле­довано очень хорошо. А ваши звуковые колебания, вы меня извините, еще требуют изучения и изучения.

Наконец в комнате наступило молчание.

— Куда вы, Петр Тимофеевич? — обратился директор к Петренко, заметив, что он встает с места.

— Пойду, — хмуро ответил тот, — аппаратуру гото­вить. Через час примерно этот звук опять должен по­явиться.

— Странный человек… — пробурчал Шабалин, уса­живаясь поближе к директорскому столу. — С ним совер­шенно нельзя вести научных споров. Горячится. Вы слы­шали наш разговор?

Директору было неудобно признаться, что он почти ничего не слышал.

— Да, конечно. Но вы тоже, по-видимому, неправы, Константин Сергеевич. Так же нельзя, — с упреком про­говорил Губанов. — Надо помогать друг другу. А у вас что получается! Споры без конца. Человек нервничает от неудач. Надо внимательно к нему…

— В науке споры неизбежны, без этого не придешь к истине. Да вы только послушайте. Он уверяет, что звук распространяется под землей таким образом, словно…