В мире исканий(изд.1949)

Проделывал он это довольно часто.

“Хочу, — говорит, — оставить нашему потомству зву­ковую память об этих днях”. Вообще, конечно, вещь интересная! Но только уж очень надоел он мне с этим. Воздушных налетов в то время было много, и чуть ли не после каждого из них показывает мне Петя пластинку. Это такой прозрачный диск.

“Вот, — говорит, — замечательная звуковая картина запечатлелась, товарищ Воронов, Кто здесь не оставал­ся, будет иметь полное представление. Хочешь прослу­шать?”

Ну, я обычно начинаю сердиться и опять напоминаю, чтобы аппарат был немедленно упакован.

Особенно же надоедал он мне по вечерам, когда за­ставлял прослушать свою коллекцию на электрическом граммофоне, с большим, очень мощным репродуктором. Звук получался настолько громкий, что в комнате созда­валось впечатление настоящей бомбежки.

Жили мы тогда в одной из комнат нижнего этажа корпуса “Б”. Это очень старинное здание с бесконечными узкими коридорами, в которых можно даже заблудиться.

Так вот, вся эта история начала разворачиваться на моих глазах именно там…

Рассказ лейтенанта о происшествии на территории известного научно-исследовательского института заинте­ресовал нас, хотя ничего необыкновенного в нем пока не было.

Мы пытались представить себе ленинградскую блока­ду, пустующее здание института, расположенного на ок­раине города, и всю ту обстановку, о которой говорил Воронов.

Убедившись в достаточном внимании к своему рас­сказу, лейтенант явно приободрился.

— Как-то раз во время воздушной тревоги, днем, — продолжал он, — я находился в одной из комнат на вто­ром этаже этого самого корпуса “Б” и смотрел в окно. Тревога, должен сказать, была какая-то несерьезная. Во­обще, конечно, слышно было, как немецкий самолет гу­дит наверху своим характерным тоном. Но был он, воз­можно, очень высоко и из-за сплошной облачности не виден совсем. Зенитки молчат. Бомбы тоже не падают. В общем, не налет, а так себе, пустяк…

Вдруг, слышу, раздается издалека громкий, но очень уж странный взрыв. Даже не знаю, можно ли это на­звать взрывом.

Вообще различных взрывов и разрывов я наслышал­ся очень много. Все их хорошо знаю и отличаю друг от друга. А здесь что-то совершенно необычное: непрерыв­ные раскаты с воем и очень резким свистом. Одновре­менно замечаю, что где-то у нас в здании зазвенели осколки стекол.

Должен сказать, что последнее обстоятельство меня даже расстроило. “С чего бы это? — думаю. — Фугасные бомбы падали совсем близко — и ни одного лопнувшего стекла во всем корпусе. А здесь — отдаленный взрыв, и вдруг лопнули…”

Только хотел я пойти посмотреть, где это произошло, как в поле моего зрения появилось нечто новое.

Представьте себе: полным ходом кувыркается сверху вниз германский самолет. Падает совсем недалеко от нас. Прекрасно видно, что это бомбардировщик “Юнкерс-88”. И понятно, отчего он свалился. От одного кры­ла у него осталось только воспоминание, или, точнее вы­ражаясь, небольшой кусок. “Так, — думаю я, — значит, оторвали тебе крылышко. Ну что ж, туда тебе и до­рога…”

Отошел я от окна немножко в сторону — на случай, если при падении взорвется бомбовый груз. Только нет, слышу, самолет упал тихо. Посмотрел я опять в окно. Вижу, лежит, голубчик, в поле. Народ уже к нему бе­жит, как полагается при таких обстоятельствах, и все такое прочее.“Тут, — думаю, — все протекает нормально. Пойду лучше посмотрю, где это у меня пострадали окна”.

Начал я ходить по комнатам и вижу, что всюду окна закрыты плотно и стекла в полной исправности. Так я мог бы искать еще долго, если бы не обратил внимания на то, что кое-где на полу валяются черепки от стеклян­ных матовых плафонов, прикрывавших электрические лампочки под потолком. Тут я вспомнил, что только что видел их совершенно целыми. “Как это они так сразу разлетелись?” думаю. При этом, представьте себе, непо­хоже, что они упали и от этого именно разбились. Кое-где на железной арматуре еще болтаются остатки, из чего можно заключить, что плафоны полопались наверху.

Я, конечно, плохо разбираюсь в тонких физических явлениях, но тем не менее должен вам сказать, что для меня было очевидно одно обстоятельство. Не должны были от взрыва лопнуть эти самые плафоны, раз окон­ные стекла в комнатах оказались целыми. Они ведь со­прикасаются с наружным воздухом и даже служат ему преградой, поскольку окна закрыты.

“Удивительное дело, — думаю, — даже не верится что-то”.

Еще раз посмотрел: окна совершенно целы.

Я насчитал семь лопнувших плафонов в различных комнатах. Непонятным в этом деле казалось еще и то, что потрескались плафоны только определенной формы. Это такие плоские, с закругленными краями. А вот ря­дом шары висят как ни в чем не бывало.

Постоял я немного, подумал… и решил, что все это весьма забавно, но никакого серьезного значения, конеч­но, не имеет. Пошевелил осколки слегка сапогом, плю­нул даже на них, затем потихонечку направляюсь вниз.

Прихожу в нашу комнату, где мы жили. Только от­крываю дверь, как — пожалуйста! Навстречу мне — Петя. Опять с новой граммофонной пластинкой!

“Вот, — говорит, — совершенно своеобразный взрыв записался”.