В меняющемся мире

Может быть, в этот момент заработал «человеческий фактор». Чутье подсказало нам обоим: нельзя идти на разрыв, надо продолжить контакт. Где-то в глубине сознания зародилась надежда на возможность договориться.

На следующий день принимающей стороной была советская делегация. Как хозяин, я встретил Рейгана у порога советского представительства. Поднялись по лестнице, останавливаясь для фотографирования, и было видно, что настроение у всех несколько изменилось, дала о себе знать «адаптация» друг к другу, да и вчерашняя договоренность о взаимных визитах рождала определенные ожидания.

Мы снова уединились с президентом, и на этот раз речь пошла о правах человека. У Рейгана был свой расчет: обсуждение этой темы наедине даст возможность провести беседу в неконфронтационной манере. Думаю, он догадывался, какой будет моя реакция, и не хотел, чтобы это произошло в присутствии коллег. Я изложил нашу позицию: Соединенные Штаты не должны навязывать свои стандарты и образ жизни другим.

Тема прав человека и потом выдвигалась американцами как едва ли не главная. Не всегда это делалось своевременно и тактично. Главное – мне казалось, не было понимания того, что мы сами идем по пути реформирования нашего общества, что перестройка и гласность означают плюрализм, свободу мнений и свободу слова. Я был убежден, что в стране не должно быть «политических преступников», и вскоре это понимание утвердилось и в обществе, и в руководстве страны. Поэтому педалирование темы прав человека Рейганом, хотя он делал это обычно в разговорах наедине, было излишним и не могло не вызвать ответную реакцию.

Был момент, когда я почувствовал, что президент Рейган стал говорить нечто напоминающее поучение. Я остановил его буквально на второй минуте. Сказал:

– Господин президент, я хочу вас прервать. Прошу извинить меня. Но хочу сказать несколько слов, чтобы внести полную ясность в нашу дальнейшую работу. Я надеюсь, вы понимаете, что вы – не учитель, я – не ученик. И вы – не прокурор, а я – не обвиняемый. Вы – не судья, а я – не подсудимый. Поэтому: если вы собираетесь меня поучать, то это неприемлемо. Мы можем вести дела только на равных. Вы – президент крупной страны, я – глава государства – вашего партнера. Если вы готовы вести дело на равных, я уверен, мы пойдем с вами далеко. Если нет, то можно считать, что наша встреча закончилась, ибо мы можем вести диалог и сотрудничество только с позиций равенства.

И надо сказать, президент реагировал без раздражения.

– Я тоже к этому готов, – сказал он. – Я только хотел разъяснить нашу позицию.

И разговор продолжился.

Правильной тональности в нашем взаимодействии во многом способствовал государственный секретарь Джордж Шульц. Несколько лет спустя он сказал одному из моих помощников:

– Мы очень хотели, чтобы несмотря на наши разногласия и трудности в наших отношениях вы чувствовали, что мы относимся к вам, к Советскому Союзу с уважением.

Это чувствовалось и на обеде в узком составе, который состоялся в советской резиденции. Присутствовали Рональд и Нэнси Рейган, мы с Раисой Максимовной и наши министры.

Я предложил тост:

– Господин президент, наши страны несут огромную ответственность перед миром. Мы не можем позволить себе отчуждения, конфронтации. Хочу вспомнить слова из Библии: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать, время разбрасывать камни и время собирать камни». Я думаю, сейчас пришло время собирать камни. Предлагаю поднять бокалы за это.

По-моему, и чета Рейганов, и Джордж Шульц были удивлены тем, что генеральный секретарь ЦК КПСС процитировал Священное Писание. Я человек не религиозный, но мне показалось, что эти слова наилучшим образом выражают «веление времени». Тост был поддержан всеми участниками этого запомнившегося мне ужина.

Рейган и Шульц

Надо сказать, что вклад Джорджа Шульца в отношения между нашими странами был очень существенным. Он относился к президенту в высшей степени лояльно, имел «доступ» к нему в прямом и переносном смысле.

Уже на первой встрече я почувствовал, что Рейган не любит заниматься конкретикой. Мне говорили, что ему клали на стол информации объемом полторы-две, от силы три страницы. Если там оказывалось больше, бумага возвращалась исполнителю. К переговорам ему готовили тезисы, напечатанные крупным шрифтом на карточках. Он их, как правило, использовал, и в дальнейшей беседе в своей аргументации редко выходил за пределы этих тезисов.

Рейган предпочитал беседы общеполитические, помогавшие лучше узнать друг друга. А в рамках делегаций, когда подключались Шульц, Шеварднадзе и другие, переговоры носили сугубо конкретный характер. Наши министры были в этих обсуждениях отнюдь не статистами. Мы знали, что в ходе подготовки к переговорам Шульцу пришлось выдерживать нелегкие бои со сторонниками максимально жесткой линии в отношениях с СССР. Не все эти бои он выигрывал. Но всегда стремился быть конструктивным.