– Не думаю. У меня имеется другая информация, – отрезал Нагибин. – Даже если ваша база реальность, а не кинематографические декорации, ею мы займемся позже. Главное сейчас – освободить людей, если они живы, и спасти оборудование. Прокололся ты, Боцман! – Нагибин намеренно назвал каплея по флотской кличке, что делал чрезвычайно редко. – Надо было притащить с этой гитлеровской субмарины шифровальную машину «Энигма» или какой-нибудь другой сувенир на память. Тогда у нас имелись бы доказательства.
– Не видел я там никакой «Энигмы». Но вот портативное пианино было, и ноты на нем лежали сорок третьего года выпуска.
– Зрительная память у тебя хорошая, и наблюдательность тоже, – проговорил контр-адмирал. – Почему же никто из вас не попытался разобраться в том, каким именно образом остановился дизель на электростанции в Лазаревской?
– Он же не новый. Двадцать пять лет стоял на консервации, вот и накрылся медным тазом, – попытался заступиться за боевых пловцов Шинкевич.
– А тебя, Каспар Францевич, я не спрашиваю. Твое дело их возить. Ты водителем у меня работаешь.
– Служу, Федор Ильич, – поправил Шинкевич. – Работаю я, когда туристов вожу, да и в таком случае успеваю для вас проворачивать всякие дела.
– Извини, погорячился, но в наш разговор не встревай. – Нагибин отвернулся от окна. – А мне кажется, что тут вредительство, диверсия. Забыли, как сами титановую стружку в систему охлаждения ледокола запустили?
Шинкевич удивленно посмотрел на своих новых друзей. Он был ни ухом ни рылом не причастен к истории, случившейся в Арктике.
– Вскрытие покажет, товарищ контр-адмирал, – отозвался Саблин. – Среди нас нет мотористов, да и время поджимает, некогда силовой установкой заниматься.
– Я уверен, что это диверсия. Не просто же так запасной дизель только полчаса проработал после запуска! – Нагибин глянул на Виталия так, словно тот лично подсыпал титановую стружку в движок.
– Я же сказал, вскрытие покажет. – Саблина слегка раздражала напористость Нагибина. – А пока мы отлично обходимся каталитическими обогревателями и аккумуляторами для освещения.
– Ладно, проехали. Разбор полетов сейчас устраивать нет смысла. Вы обходитесь без постоянного электроснабжения, вот и отлично. Теперь поговорим о главном. – Нагибин взял в руки пульт и щелкнул им.
На плазменном экране, висевшем на стене, высветились спутниковые фотоснимки.
Контр-адмирал стал комментировать их:
– По моей информации, часть заложников удерживали на судне, доставленном к побережью Антарктиды портовым буксиром. Этот район был тщательно обследован. Судна в настоящее время там нет. Часть акватории возможных поисков в настоящее время накрыта туманом. Воздушная разведка исключена. Но мы продолжаем поиски.
– Вы сказали, что часть заложников?.. – решил уточнить Саблин.
– Не исключаю, что кто-то из ученых находится на континенте. Их удерживают здесь.
На плазменном экране пошла видеозапись, сделанная беспилотником. Замаскированные модульные домики и гидроплан. Затем с верхней точки была показана надпись, сделанная на крыше одного из домов: «Мы здесь».
– Ее, конечно же, сделал кто-то из членов экспедиции, захваченных в плен, – произнес Нагибин.
– Если их удерживают силой, то как им удалось сделать надпись? – поинтересовался Виталий.
– Не знаю, – честно ответил Федор Ильич. – Но, согласитесь, велика вероятность того, что именно там находится кто-то из пленников.
Шинкевич, как первоклассник, поднял руку и спросил:
– Разрешите сказать мне, товарищ контр-адмирал?
– Говори, но не усугубляй обстановку своими репликами, – ответил Нагибин. – Слушаю.
Каспар Францевич поднялся.
– Я лично считаю, что мы должны попытаться освободить тех людей, которых там содержат. К тому же вы сами еще раньше говорили, что оборудование должно находиться в этом самом месте. Не зря же сейсмографы зафиксировали взрывы именно в этой бухте. Я все сказал. – Шинкевич опустился на диван.
– Возражения имеются? – спросил Нагибин так, словно последние слова произнес он сам, а не Каспар Францевич.
– Возражений нет, есть только вопросы по ходу проведения операции, – отозвался Саблин.
– Отлично, – сказал Нагибин, разворачивая карту на журнальном столике.
Зашелестела плотная бумага. Карта не хотела ровно ложиться на стол. Виталий стал помогать контр-адмиралу.
– Извините меня за старомодность, все-таки я человек прошлого века, – признался Федор Ильич. – А потому привык действовать по старинке. Для меня изображение на экране – это всегда виртуальность. Словно с привидениями разговариваю. А вот карта на бумаге совсем другое дело. Это реальность. На ней и карандашом рисовать можно, и любую точку обозначить.
– Важен не способ подачи, а креатив в голове. – Шинкевич вздохнул и осведомился: – Можно я закурю?
– Только на палубе. У меня с этим жестко.
– На палубе так на палубе, – нехотя согласился Шинкевич и вышел из кают-компании, на ходу доставая сигареты из кармана.
У двери он остановился и с осуждением произнес:
– А ведь были времена, когда и вы, Федор Ильич, покуривали.