В ледяном аду

– На него-то нам и указал неизвестный тип, написав краской из баллончика координаты на скале? – поговорил Лопес. – Чушь какая-то.

– В Антарктике шутники не водятся, – напомнил Гуихарро. – Здесь зря звать на помощь никто не станет. Летим?

– Но, судя по надписи, неизвестный тип и не просил о помощи. Он просто написал координаты.

Гуихарро чертыхнулся и заявил:

– Мы должны лететь и проверить. Если кто-то погибнет, а мы ему не поможем, совесть потом замучает.

Лопес покрутил пальцем у виска и осведомился:

– С каких это пор ты таким совестливым стал?

– А я им всегда был.

Вертолет медленно поднялся над скалами, перевалил за хребет и пошел над морем. Он летел низко, почти над самой водой.

– У меня есть подозрение, что беспилотник отправился тем же курсом, которым идем сейчас и мы, – проговорил Гуихарро.

– Все равно ты его нашим радаром не засечешь. Тут птицы бывают больших размеров. К тому же он, наверное, тоже идет низко, как и мы.

Вертолет аргентинцев вышел к точке с указанными координатами.

– Пусто, – пришлось констатировать Гуихарро. – Судно ушло. – Он посмотрел на запад, где горизонт был затянут туманом.

– Странная история, – пришлось признать Лопесу. – Возвращаемся.

Шинкевич сидел за столом и неторопливо курил сигарету. Саблину это не нравилось, но Каспар Францевич был значительно старше его и имел одно с ним звание. Да и хозяином в Антарктике все-таки являлся именно Шинкевич, а Саблин и его люди были здесь гостями.

Под потолком ярко горели люминесцентные лампы старого советского образца, гудели дроссели.

– Прямо как в школе, в подростковые годы! – Шинкевич вздохнул.

– Вы и тогда курили? – с издевкой поинтересовалась Катя Сабурова.

– Курил, – честно признался Шинкевич. – И даже выпивал иногда. У меня дед в Беловежской пуще землянку вырыл. В ней самогонный аппарат держал и бочку с брагой. Когда гнать шел, то и меня с собой брал. Иногда угощал первачом, но самое большее – столовой ложкой.

– Может, вы и в Антарктиде где-нибудь аппарат пристроили? Потихоньку капает самогон среди торосов и айсбергов? – спросил Николай.

– В Антарктиде нерентабельно таким делом заниматься. Чтобы брага выходила, нужен соответствующий температурный режим. А его здесь не добьешься, – серьезно отвечал Каспар Францевич.

– Засветились мы у аргентинцев, – признался Саблин, который рылся в углу, разбирая завалы двадцатипятилетней давности.

– Таки да, по полной программе, – согласился Зиганиди. – И ничего с этим уже не сделаешь. Правда, нам удалось понять, что не все у них на станции чисто.

– Любое правительство поручает своим полярникам заниматься помимо чистой науки еще чем-нибудь таким, о чем лучше не распространяться, – напомнил Саблин. – Мы тоже не белые и пушистые. У нас есть свои скелеты в шкафу.

– Так мы и не полярники, – сказала Катя.

– Да, конечно, туристы, – подколол ее Николай. – Надо как-то исправлять ситуацию. Иначе не пройдет и недели, как на всех антарктических станциях будут уже знать, кто мы такие и зачем тут появились.

– Да, Антарктида – это большая деревня. Тут слухи распространяются со скоростью радиоволн. – Шинкевич покачал головой, затушил окурок в банке из-под растворимого кофе и заглянул в нее. – Ребята, не поверите, но пепельницу не чистили с советских времен. На дне окурки от «Беломорканала» лежат! Если теперь кто-то на улицу с такой вот папиросой выйдет, его сразу повяжут и долго потом допрашивать будут. Не травку ли, мол, он курил? Времена меняются. Слушайте, идея созрела насчет бесплатной рекламы вашего легендирования. У меня тут приятель есть – поляк, он туристов на катере вдоль побережья возит. Свяжусь-ка с ним и как бы между прочим сообщу, что у меня на борту трое русских туристов – два мужика и баба. Мол, пьют, бухают по-черному, непотребщиной всякой занимаются. Люди с Запада запросто верят в подобные штучки. Для них русский – всегда алкоголик, хулиган и хам. Поляк быстренько всем растрындит об этом. А алкашей никто ни в чем серьезном подозревать не будет. На вас перестанут обращать внимание.

Саблин вытащил из угла листы чертежного ватмана, свернутые в рулон, и сказал:

– Я подумаю над вашим предложением. Интересно, на кой черт советским полярникам было столько листов чертежной бумаги? У них что, здесь секретное конструкторское бюро действовало?

– Какое конструкторское бюро? – Шинкевич зевнул. – Кое-что в работу шло, скажем, нарисовать карту. А в основном всякую наглядную агитацию делали, например стенгазеты.

Виталий раскатал на столе один лист ватмана. Шинкевичу при этом пришлось взять в руки жестянку из-под растворимого кофе.

– А вот мы испортим один лист с пользой. – Саблин подозвал своих товарищей, вооружился карандашом и провел по бумаге линию с извилинами и изломами. – Кто скажет, что это такое? – спросил Виталий.

Катя склонила голову к плечу и первой определила:

– Береговая линия.

– Правильно, старлей, – похвалил Саблин.

– Западная оконечность не совсем правильно очерчена, – нашел недостаток Зиганиди.