– Тебе было бы лучше ни о чём не знать, но раз дело коснулось лично тебя, считаю своим долгом сообщить хотя бы часть того, о чём мне известно. Мой тебе совет: забудь про трусость замполита и не дергайся. В таком случае, я уверен, он не напишет рапорта, и в спецразведке ничего не узнают о наркотиках, которые ты сжёг. Куда исчезли мешки, одному богу известно. И были ли они вообще? Неразов получит свой долгожданный орден и улетит в Союз. Так будет лучше для всех.
– Последний вопрос, капитан.
– Валяй.
Почему ты решил, что злополучные мешки предназначались кому-то из советских офицеров?
– А вот этого я тебе никогда не скажу.
Оборин пристально вцепился взглядом в Сергея и совершенно неожиданно спросил:
– Думаю, второе Красное Знамя достойно украсит твой парадный китель?
– Ладно, Алексей, уговорил. Только никогда больше не называй меня дураком. Я очень обидчивый и злопамятный.
Офицеры очень хорошо поняли друг друга.
Глава 19
Последний бой.
Неразов улетел в Союз, в роте старались о нём не вспоминать. На замену прибыл рослый сухопарый офицер с тонкими чертами лица. Обычная внешность, как у всех остальных офицеров, ничего необычного. Разве что седина, поднявшаяся выше висков, выдавала в нём человека, успевшего хлебнуть лиха, да взгляд больших карих глаз настораживал необычной остротой. На погонах – по три звездочки, хотя офицеру было уже за тридцать. Звания старшего лейтенанта в этом возрасте явно маловато. В армии так происходит в двух случаях: либо офицер не служит, а отбывает воинскую повинность, либо в его биографии присутствуют тёмные пятна.
– Старший лейтенант Соловьёв, – представился он в роте. – Прибыл из-под Джелалабада.
И всё, ни слова больше о себе. По сути, не так уж важно знать послужной список, ибо на войне офицер познаётся в бою, и его жизнь начинает свой отсчет именно после этого момента, начинается как бы заново, с нуля. Немаловажным является лишь одно обстоятельство: как человек впишется в новый коллектив, в котором свой микромир, отличный от других.
Соловьёв на удивление прижился сразу, без притирки и сопутствующей шероховатости. Одним словом – свой, не новичок в Афгане, пороха нанюхался за три года до посинения. Офицерская вечеринка, связанная с несколькими событиями, была устроена по личной инициативе нового замполита.
– А как иначе? – с неподдельным удивлением вопрошал он сослуживцев. Война – войной, а поводы для праздника души никто не отменял.
Никто не возражал. Подсуетились, накрыли стол, пригласили медсестёр и загуляли. Веселье продолжилось до полуночи, а утром пришла радостная весть. Роту Оборина вводят в состав отдельного отряда под командованием майора Воронцова.
– Отличная весть, мужики! – восторженно отозвался Даничкин.
– Совсем недурственно, – степенно рассудил Суванкулов. – И база там, надо полагать, оснащена на все сто.
– И «вертушки» послушные, – добавил Сергей Жигарёв.
– База, «вертушки», – передразнил Новиков. – Главное, командир – орёл!
Воспоминание о майоре Воронцове вызвало бурную волну признательности. На миг все забыли о сегодняшнем командире – капитане Оборине. Тот стоял рядом и наблюдал за выражением лиц радостных офицеров. Высказывания о бывшем командире стали как бы укором в его адрес, но он не обиделся, скорее, наоборот. Посмотрев на сконфузившихся разведчиков, рассмеялся, сглаживая неловкость.
– С вашим майором я не знаком, но, судя по разговорам, он действительно орёл. Рад буду служить под его началом.
Оборин на мгновение задумался, а потом как-то раздумчиво, с ноткой неподдельной тревоги сказал:
– Боюсь, мужики, за просто так роту нашу не перебазируют. Я немного наслышан о подобных расформированиях. Думаю, штабисты из спецразведки уже заготовили нам гадость, и узнаем мы о ней в последний момент.
Ротный оказался прав. О перебазировании на время «забыли». Прошло чуть больше месяца, прежде чем вновь заговорили о воссоединении роты с отрядом Воронцова. Капитану Оборину до замены оставалась считанные дни, и офицеры его роты гадали, где же он обмоет майорскую звезду: здесь, в Афгане, среди боевых друзей, или же в Союзе, тихо и скромно, не успев познакомиться поближе с новыми сослуживцами.
Однажды утром его вызвали в разведотдел армии. В восемь ноль-ноль, как было приказано, он поднялся на второй этаж бывшей резиденции Амина. В кабинете его встретил грузный полковник по фамилии Сурмягин. Хотя тот и не представился, Оборин знал его фамилию. Одутловатое лицо хозяина кабинета выражало явное недовольство, и ротный машинально взглянул на свои часы. Черные стрелки на белом циферблате показывали ровно восемь.
«Нет, не опоздал. Часы сверял вчера утром, идут точно», – сделал вывод капитан.
– Присаживайся, – буркнул полковник, жестом показав на стул, и сам опустился за столом напротив, гордо выпятив живот.
– Вот что, капитан, – без всяких предисловий продолжил он сердитым голосом. – Длительное время со стороны одного из кишлаков ведутся нападения моджахедов. Пострадало много армейских подразделений.
Полковник Сурмягин сцепил пальцы обеих рук и для чего-то постучал ими по столу.