В краю лесов и озер

Инспектор объехал их стороной и приблизился сзади. За ним бесшумно пробирался Федор.

— Стойте! Свет не тушить! Острогу бросить в воду, — громко скомандовал инспектор.

Нарушители повернулись на голос. Один спросил:

— Кто ты такой? Чего кричишь? Подъезжай сюда!

— Я инспектор рыбоохраны. Вы задержаны за нарушение правил рыболовства.

— Инспектор? Проваливай отсюда, пока не выкупали.

— Не угрожайте, за это больше с вас спросится, — спокойно сказал Костылев и подъехал ближе.

Свет потух. Острога брякнулась в лодку. Но было слышно, как люди завозились, чтобы нажать на весла и скрыться в темноте ночи. А инспектор был уже рядом.

— Завалишин, объезжай их справа, — крикнул Костылев и схватился за борт лодки браконьеров левой рукой, а правой выстрелил вверх из пистолета.

— Что вы, ребята, сопротивляетесь? Зажигайте фонарь, — сказал Федор и, подъехав, тоже схватился за борт лодки нарушителей.

Браконьер, тот который сидел на носу лодки, замахнулся, чтобы веслом ударить Завалишина. Федор ловко увернулся и, ухватившись за лопатку весла, потянул к себе.

— Разряди ружье и положи в мою лодку, — крикнул в это время Костылев, заметив, как сидевший на корме бросил свое весло и схватился за одноствольную централку.

Острога лежала совсем рядом. Федор опустил весло браконьера, отчего тот едва не вылетел за борт. Затем подхватил острогу и, угрожающе подняв ее, крикнул:

— Брось ерепениться! Хочешь, одним ударом пробью дно лодки и заставлю вас в озере пускать пузыри.

— Дай сюда ружье, — решительно предложил Костылев и направил пистолет на браконьера.

— Зажги, Васька, фонарь, — упавшим голосом сказал браконьер с кормы лодки и, трясущимися руками разрядив централку, передал ее инспектору. Свет на носу лодки загорелся снова.

Костылев доставил браконьеров в курью, допросил, составил протокол. Нарушителями оказались Усачев и Фролов. Усачев жил в поселке на берегу озера. Лодка, ружье, острога и фонарь принадлежали ему. Летом он нигде не работал, а «промышлял» рыбой, браконьерничал. Фролов приехал к приятелю погостить. Это у них был уже не первый выезд с острогой.

Костылев решил привлечь их к уголовной ответственности, задержав до решения суда все их снаряжение.

Начало светать. Вдоль курьи со свистом пролетела стайка уток и шумно опустилась в зарослях рогоза. На горе несколько раз рявкнул самец сибирской косули. На пожухлых рыжих папоротниках серебром забелел осевший иней.

— Вы бы уж не отдавали нас под суд, гражданин инспектор, а оштрафовали, да забрали ружье и лодку, — начал просить Усачев, красивый кудрявый детина.

— Не имею права. Вы ударили рабочего Завалишина, угрожали, оказали сопротивление с ружьем в руках. Суд пусть и определит вашу виновность. Если бы я был без пистолета и один, то вы бы меня не только «выкупали», а совсем ракам на корм отправили. Уже светает, идите домой.

Ловить щук кружками Ефим выехал один. Федор снова вызвался помочь инспектору.

Выехали на двух лодках. Сняли тридцать две сети. Новенькие, из капрона. Изъяли улов разной рыбы общим весом сто пятьдесят килограммов.

В поселке все браконьерские сети конфисковали. Рыбу сдали в магазин. На нарушителей-сетников составили протоколы. Лодку Усачева до решения суда сдали на хранение в поселковый Совет. Ружье, которое оказалось незарегистрированным, Костылев увез с собой, чтобы передать в районное отделение милиции.

— Спасибо, Завалишин! Здорово помогли мне, — тепло сказал Костылев Федору, крепко пожимая ему руку при прощании.

— За что спасибо? Вот еще, — удивился Федор и добавил:— Меньше пакостников будет на озере.

— По закону от штрафов с браконьеров вам полагается большая премия. Скажите свой домашний адрес. Куда выслать деньги?

— Не надо мне никакой премии. Я от души, по желанию помог, а тут — деньги! И адреса для этого не скажу, — даже с обидой ответил Федор.

Костылев внимательно посмотрел на рабочего. Затем благодарно похлопал Федора рукой по широкому крутому плечу.

— Вот вы какой? Ладно, когда потребуется, я найду вас и через заводоуправление. Еще раз спасибо, товарищ Завалишин!

Береговой тропинкой Федор направился в Долгую курью к Ефиму. Он не жалел о потерянном выходном дне и сорванной рыбалке. Нет! Порой он взглядывал на синевшую гладь озера, и какое-то новое чувство зарождалось в нем. Тихое озеро казалось ему таким же родным, как и завод, где не положены нарушения, а тем более хулиганство, хищения... В сердце рабочего росла большая гордость. Знакомое чувство. Совсем как в родном цехе, когда он перевыполнял сменное задание, стыдил и одергивал лодыря, помогал отстающему товарищу или вносил ценное предложение.

Вот и Долгая курья. На стане еле-еле дымил забытый костер. Вдали Ефим на лодке.

— Э-ге-гей! — закричал Федор, сложив руки рупором. — Валяй сюда-а!

— Сейчас. Кружки сниму-у. Чай кипяти! — еле слышно ответил товарищ.

«Чай кипяти... А где у него все запрятано?» — пробурчал Федор и начал искать. Наконец все вещи обнаружил замаскированными старой травой в густом черемушнике.

Нарубив сухих дров, подживил костер и повесил над ним котелок с водой.

Подъехал Ефим.