В краю лесов

— Не знаю, не знаю… Об этом рано еще говорить. Поживем — увидим.

В тот же вечер отец позвал Грейс к себе в кабинет. Это было небольшое уютное помещение рядом с гостиной, некогда служившее пекарней, о чем говорила печная кладка в стене. Мелбери приспособил его для своих нужд, устроив в печи сейф, где хранил деловые бумаги. Сейчас дверца сейфа была распахнута, и из замочной скважины торчал ключ.

— Садись, Грейс, побудь со мной, — сказал ей отец, указывая на стул. Я хочу тебе кое-что показать, это тебя позабавит. — И он выложил перед ней кипу бумаг.

— А что это такое? — спросила Грейс.

— Разное — акции, купчие. — Он разворачивал их одну за другой. — Каждая стоит больших денег. Вот это, скажем, дорожные акции. Поверишь ли, что такой клочок бумаги стоит двести фунтов?

— Мне бы в голову не пришло.

— А это так и есть. Вот это трехпроцентные бумаги на разные суммы, а здесь, смотри, акции порта Бриди. У меня там большие дела, там грузят мой лес. Остальное разбери сама, посмотри, что понравится. Тебе интересно будет.

— Хорошо. Я непременно как-нибудь их посмотрю, — сказала Грейс, вставая.

— Вздор говоришь, смотри сейчас. Тебе надо знать в этом толк. Молодая образованная девушка, вроде тебя, должна кое-что смыслить в денежных делах. Ну как, не приведи бог, останешься вдовой со всеми мужними бумагами на руках — как ты тогда разберешься с капиталом?

— Не надо, папа. Капитал… Это слишком громкое слово.

— Ничего не громкое. У меня, хочешь знать, немалый капитал. Вот видишь пергамент? Это мои дома в Шертон-Аббасе.

— Да, но… — Она заколебалась, но, взглянув на огонь, тихо закончила: — …если твой уговор с Уинтерборном останется в силе, мне придется скромно жить среди скромных людей.

— Этому не бывать! — воскликнул Мелбери, и на сей раз в его голосе прозвучал не минутный порыв, но твердая решимость. — Вспомни, ты сама говорила, что у миссис Чармонд ты чувствовала себя как дома, когда она тебе показывала всякие красивые вещицы и усадила пить чай в гостиной. Что, разве не правда?

— Правда, — подтвердила Грейс.

— Значит, я верно сказал.

— Видишь ли, так мне показалось в тот день, сейчас я в этом меньше уверена.

— Не-ет, тогда ты все правильно поняла, а сейчас запуталась. Тогда ты душой и телом была еще не с нами, а с образованными людьми, потому ты и повела себя с миссис Чармонд, как равная с равной. А теперь ты к нам притерпелась и забываешь, где твое настоящее место. Так вот, делай, что я тебе говорю, посмотри бумаги и прикинь, какое в один прекрасный день получишь наследство. Сама знаешь, все, что есть, твоим будет, больше мне некому оставлять. Эх, если к твоему образованию да воспитанию прибавить столько бумаг, а может, еще столько же за достойным человеком, вот тогда всякому проходимцу неповадно будет язык распускать.

Грейс подчинилась и стала одну за другой просматривать бумаги, стоившие, как ей сказал отец, больших денег. Целью его было пробудить в ней честолюбие, — утренняя перебранка в лесу оказалась последним доводом против его прежних благих намерений.

Грейс всей душой восставала против того, чтобы на ней сосредоточились тщеславные планы отца, — слишком тяжелым бременем ложились они на нее. Но не сама ли она навлекла на себя эту беду, приобретя не деревенскую внешность и манеры? «Если бы я вернулась домой в затрапезном платье, если бы я говорила, как они, я могла бы этого избежать», — думала она. Но еще больше, чем это двусмысленное положение, ее удручали последствия, которыми оно было чревато.

По настоянию отца ей пришлось просмотреть и приходную книгу, и счета. Среди них, заложенный где-то в конце, ей попался счет за ее одежду, пансион и учение.

— Значит, я тоже обхожусь не дешево? Не дешевле, чем лошади, телеги и фураж? — спросила она с виноватым видом.

— В это незачем было заглядывать. Мне надо только, чтобы ты знала о моих делах. А что ты стоишь недешево, так в том беды нет. И от тебя выгода будет куда больше.

— Не говори обо мне так! — взмолилась Грейс. — Я же не движимость.

— Движимость! Все ученые слова. Да ладно, ладно, я не против, тебе пристало говорить по-ученому, хотя ты мне и перечишь, — добродушно закончил Мелбери, с гордостью оглядывая дочь.

Наступило время ужина, как о том возвестила бабушка Оливер, между прочим, сообщившая:

— А хозяйка-то Хинток-хауса нас покидает. Говорят, завтра поутру отправляется в дальние края на всю зиму. А у меня в горле так и хрипит; разрази меня гром, если мне не хочется побежать за ней следом.

Когда старуха вышла из комнаты, Мелбери с горечью сказал:

— Выходит дело, дружбе вашей конец. Теперь нечего и мечтать, что она тебя повезет с собой, не придется тебе описывать ее путешествия.

Грейс промолчала.

— Что ни говори, — сердито продолжил Мелбери, — а во всем виноват Уинтерборн со своей дурацкой затеей. Так вот, слушай меня — обещай, что не будешь с ним видеться без моего ведома.

— Я и так с ним не вижусь.