В краю лесов

Грейс, беседуя с Марти, изливала свою печаль; но самая горькая печаль, которой не ведала Марти, неизбывно пребывала в ее душе. Если бы она знала наверняка, что Джайлса унесла в могилу единственно простуда, схваченная им в те ненастные ночи, то раскаяние и муки совести свели бы ее с ума. Она убеждала себя, что простуда лишь ускорила то, что должно было случиться неотвратимо. Но как было бы хорошо, если бы вины ее вовсе не было!

Существовал только один человек, который мог бы рассеять сомнения Грейс. Этим человеком был ее муж. Но заговорить с ним об этом значило сообщить ему такие подробности, которые представили бы в истинном свете ее отношения с Уинтерборном в последние три-четыре дня перед его смертью. А этого ей не хотелось. Она почла бы за слабость отказ от своего первого, героического, признания. Грейс ни на минуту не сомневалась, что Фитцпирс поверит ей, если она расскажет ему, как в действительности обстояло дело; но, решись она на это сейчас, он расценит ее слова как объявление перемирия; а в теперешнем состоянии духа она не могла и думать об этом.

После всего, что было сказано до сих пор о Фитцпирсе, вряд ли у кого вызовет удивление тот факт, что теперь, когда Грейс поведала ему о своем падении, она вдруг пробудила в нем страстный, жгучий интерес. Тогда как верностью она только раздражала его и не сумела удержать от грехопадения.

Он признался себе, что никогда, видно, не понимал до конца ее пылкий характер, во всяком случае, ему и в голову не могло прийти, что она способна на такую месть; и хотя он с прискорбием отнесся к случившемуся, он винил не Грейс, а только самого себя. И в своей униженности он теперь думал о Грейс не иначе, как с восхищением.

Фитцпирс жил в Эксбери; и эти два месяца, проведенные вдали от Грейс, были месяцами беспросветного отчаяния; Грейс же, знай она о его состоянии, нашла бы, что человек, причинивший ей столько зла, заслуженно несет эту суровую кару. Но вдруг надежда, точно луч света, загорелась для Фитцпирса: что, если Грейс, подумал он, сказала тогда неправду? Разве не может женщина, являющая собой воплощенную невинность, но оскорбленная изменой, признаться в том, в чем призналась Грейс, ради того только, чтобы уязвить неверного мужа? Знание женской души подсказало ему, что женщина часто решается на подобное признание, не имея понятия, как сильно оно ранит.

Так и Грейс, дитя во всем, что касалось чувств, могла сказать, ослепленная горем, все что угодно.

Наконец, не в силах дольше терпеть душевную муку, Фитцпирс отважился предпринять невеселое путешествие в Малый Хинток; как потерянный бродил он по местам, где пережил самые чистые, самые светлые минуты своей жизни. Вечер был теплый, и Фитцпирс долго ходил по лесу, обступившему со всех сторон усадьбу Мелбери, прячась от людей, как преступник. Дорога, по которой он возвращался домой, проходила мимо домика Марти Саут. В окошке, как всегда, не прикрытом ставнями, горел огонек свечи, и Фитцпирс увидел Марти, как видел ее прежде сотни раз.

Она чистила садовый инвентарь, и хотя ему не хотелось выдавать своего присутствия, он не утерпел и окликнул Марти в полуоткрытую дверь.

— Для чего это ты так стараешься, Марти? — спросил он.

— Чтобы блестело, — ответила девушка. И, подумав немного, прибавила: Это не мой инвентарь.

Фитцпирс теперь и сам видел, что не ее: лопата была огромная и тяжелая, а садовые ножницы она могла держать только обеими руками. Но лопата была начищена так, что блестела, как серебряная.

Фитцпирс по наитию догадался, что лопата и ножницы были собственностью Уинтерборна, но для верности спросил Марти об этом. Марти кивнула головой.

— Я буду хранить их, — прибавила она. — Сидровую мельницу и пресс, сказали, продадут с молотка. А мне их так жалко.

— Я дам тебе денег, и ты купишь, — сказал Фитцпирс. — В благодарность за услугу, которую ты мне оказала однажды.

Фитцпирс взглянул на успевшую отрасти темно-рыжую косу Марти.

— О, Марти! Твои локоны… твое письмо!.. И все-таки ты хорошо сделала, — прибавил он задумчиво.

Так между Фитцпирсом и Марти родилась дружба, какой раньше между ними никогда не было. Марти было неловко говорить о письме, о том, почему она решилась написать его; и она только поблагодарила Фитцпирса за его доброту. Она будет ездить с сидровым прессом осенью, как ездил когда-то Уинтерборн. У нее хватит сил и сноровки, да еще с таким помощником, как Кридл.

— Но ведь есть женщина, более близкая ему, — заметил Фитцпирс, имея в виду Грейс. — Она жила под одной крышей с ним. И была рядом, когда он умирал.

Тогда Марти, подозревая, что Фитцпирс, бывший в то время далеко от дома, не знает истинных обстоятельств, рассказала ему о великодушном поступке Джайлса, отдавшего Грейс свой дом, пожертвовав для нее здоровьем, а может быть, и жизнью. Фитцпирс, услыхав рассказ Марти, чуть что не позавидовал Джайлсу, рыцарскому благородству его характера.