В этот ветреный февральский полдень, под яркими лучами холодного солнца на розоватом фоне голых кустов, Грейс показалась Фитцпирсу неотразимо прекрасной. Фитцпирс не отрывал от нее глаз; взгляды их на миг встретились, Грейс тотчас отвернулась, и Фитцпирс опять залюбовался ее нежным, печальным личиком, повернутым к нему вполоборота; приветствуя дам, он снял шляпу и отвесил галантный поклон. Марти остановилась в нескольких шагах поодаль; Фитцпирс протянул руку, и Грейс пальчиком коснулась ее.
— Я согласилась встретиться с вами, потому что мне надо знать ваше мнение об одном очень важном деле, — начала миссис Фитцпирс, и в тоне ее голоса вдруг прозвучали нотки, неожиданные для нее самой.
— Я весь внимание, — ответил ее муж. — Может быть, отойдем подальше, чтобы нас не слышали?
Грейс покачала головой, и они остались перед калиткой, ведущей вниз, в долину Черного Вереска.
Но, может быть, она обопрется о его руку? Грейс так решительно запротестовала, что услышала даже Марти.
— Почему ты отталкиваешь меня, Грейс?
— О, мистер Фитцпирс, и вы еще спрашиваете!
— Ну, хорошо, хорошо, — проговорил он, умеряя пыл своих чувств.
Они прохаживались по гребню холма, и Грейс снова заговорила о своем деле.
— Возможно, вам будет неприятно слушать, что я скажу. Но мне кажется, я могу не волноваться об этом.
— Да, да, пожалуйста, — храбро согласился Фитцпирс. И Грейс вернулась к последним дням бедного Уинтерборна; она рассказала все обстоятельства, сопутствовавшие его роковой болезни, описала продуваемый насквозь дырявый шалаш, прибавив, что он скрыл от нее, в каком бедственном положении находится, и ни разу по своей воле не ступил ногой в хижину, чтобы уберечь от позора ее доброе имя. Слезы ^блеснули в ее глазах, когда она наконец решилась спросить Фитцпирса, виновна ли она в смерти Уинтерборна, ее ли это грех.
Фитцпирс не мог скрыть своей радости, выслушав рассказ Грейс, из коего явствовало, как, в сущности, безобиден был ее роман с Уинтерборном, представлявшийся ему прежде таким серьезным. И он не стал спрашивать, только ли благодаря обстоятельствам отношения Грейс с ее возлюбленным остались такими чистыми. Что же касается вины Грейс, то тут он ничего определенного сказать не мог, как, впрочем, не мог бы сказать никто в целом свете. Впрочем все-таки, думал он, чаша весов склоняется к решению, благоприятному для Грейс. Видимое здоровье Уинтерборна в последние месяцы было обманчиво. Эта коварная болезнь после первой вспышки часто затаивается, и выздоровление оказывается ложным.
На душе у Грейс стало легче, и не только от объяснения Фитцпирса, но еще и оттого, что она побеседовала с образованным человеком.
— Для этого я главным образом и согласилась прийти сюда. Чтобы узнать мнение сведущего человека о том, что не давало мне покоя, — сказала она, выслушав Фитцпирса.
— Только для этого? — упавшим голосом проговорил тот.
— Да, главным образом для этого.
Они стояли молча и глядели на стайку скворцов за калиткой, клюющих что-то в траве. Фитцпирс первый нарушил молчание.
— Я, Грейс, люблю тебя, как никогда прежде, — сказал он тихо.
Грейс не отрывала глаз от птиц; губки ее красивого рта сложились так, точно она подзывала их.
— Теперь моя любовь не та, — продолжал Фитцпирс. — В ней меньше страсти, но больше глубины. Для нее не играют роли внешние, материальные признаки, для нее важна душа, которую узнаешь не сразу. «Любовь должна больше знать, а знание больше любить».
— Это из «Меры за меру», — съязвила Грейс.
— Да, конечно: разве нельзя цитировать Шекспира, — отпарировал Фитцпирс. — Скажи, Грейс, почему ты не хочешь вернуть мне хотя бы капельку прежней любви?
Неподалеку в лесу с треском повалилось срубленное дерево; в памяти Грейс тотчас возникло недавнее прошлое и несчастный Уинтерборн с его чистосердечием и безграничной преданностью.
— Не спрашивайте меня об этом. Сердце мое похоронено вместе с Джайлсом, в его могиле, — проговорила она твердо.
— А мое с твоим связано неразрывно. Значит, и оно там же, в сырой земле.
— Я сочувствую вам, но, боюсь, помочь ничем не могу.
— Ты говоришь о сочувствии, а сама то и дело бередишь мне душу напоминанием об этой могиле.
— Это неправда, — возразила Грейс и пошла было прочь от Фитцпирса.
— Но, Грейс! — воскликнул несчастный муж. — Ведь ты согласилась прийти сюда. И я подумал, что, быть может, испытательный срок истек, и ты опять для меня та же, что прежде. Но если нет никакой надежды на полное примирение, неужели ты не можешь относиться ко мне менее сурово, каким бы негодяем я ни был.
— А я не говорю, что вы негодяй, и никогда не говорила.
— Ты смотришь на меня с таким презрением, что, я боюсь, ты так думаешь.
Грейс хотелось бы немного смягчить тон, но она боялась, что Фитцпирс неправильно ее поймет.
— Если я не чувствую презрения, то не могу и выказывать его, уклончиво ответила Грейс. — Я чувствую только то, что не люблю вас.