В кольце врагов

А в следующий миг я сам едва успеваю сбить мечом древко нацеленного мне в грудь копья…

В жестокой, напряженной схватке медленно, но верно берут верх половцы, едва ли не втрое превосходящие нас числом. И хотя их удар тмутараканцы погасили контратакой, сейчас нас уверенно теснят к телегам, что в целом не так и плохо. Если бы не тот факт, что с правого фланга княжескую дружину степняки обошли и проникают нам в тыл, отрезая от сражающихся сзади.

Мне снова удалось забраться в седло, и более я старался не вырываться вперед – впрочем, вокруг князя и его стяга и так кипит настоящая сеча: куманы упрямо пытаются захватить штандарт с ликом Спасителя.

Приняв на щит очередной удар сабли, я отвечаю уколом меча и, выкроив мгновение, отчаянно кричу бешено рубящемуся у хоругви Ростиславу:

– Уходить надо, княже, уходить!

Побратим, с яростным ревом обрушивший на очередного врага харалужный клинок, разрубив как подставленную саблю, так и шею кумана, натужно воскликнул в ответ:

– Нельзя! Наши дрогнут!

– Дрогнут, если ляжем здесь вместе!

Всего на мгновение мне удается отвлечься, обернуться назад. Но от увиденного сердце забилось чаще:

– Княже, Артар сзади потеснил половцев! Быстрее скачи к нему!

Ударом пяток о бока Лиса я посылаю жеребца вперед, заградив путь половцев к побратиму. Ростислав, колебавшийся всего мгновение, развернул коня, увлекая за собой лишь знаменосца – менее десятка уцелевших телохранителей отчаянно бьются, из последних сил сдерживая напор врага.

Меня атаковал закованный в броню крупный всадник, лихо орудующий булавой, и тут же сзади налетел еще один противник – легкий степняк с одной лишь саблей наперевес.

Сокрушительный удар булавы я принял на щит, тут же треснувший под увесистым стальным навершием, а вот от атаки быстрого клинка закрыться уже не успел. Верхняя треть куманской сабли, рубанувшей наискосок, обрушилась на прочную стальную личину шлема в тот самый миг, когда я развернул голову к второму противнику.

Острая боль пронзила подбородок, я почувствовал во рту металлический привкус крови, а в голове словно что-то взорвалось. Дико взревев, я яростно рубанул вдогонку проскочившему вбок куману – и харалужное острие пробороздило незащищенную спину от плеча до поясницы. Визгливо вскрикнул половец, прогнувшись назад и заваливаясь на круп коня.

Удар!!!

В глазах потемнело, и тут же в них вспыхнули звезды. Стальное навершие булавы сшибло с меня шлем и вскользь зацепило верх головы. Боль дикая…

Могучий всадник замахнулся для добивающей атаки, без вариантов завершившейся бы моим лопнувшим, как спелый арбуз, черепом. Но противник раскрылся слишком сильно – и из последних сил я уколол мечом снизу вверх, вложив в это движение все отчаяние и жажду жизни! Острие клинка легко вошло под незащищенный подбородок.

– Неси меня, Лис… спасай!

Верный конь, чрезвычайно умное животное, понял, что нужно делать, и галопом доскакал до своих, оторвавшись от преследующих нас половцев. Далее я фактически выбыл из схватки, став лишь ее безвольным свидетелем, ход боя полностью определял Ростислав – и князь вполне успешно справился!

В момент последнего вражеского удара поле боя представляло собой этакий слоеный пирог. Ряды сражавшихся один за другим меняли друг друга: печенеги и аланы сдерживали натиск куманов, прорвавшихся за линию повозок, в тыл им ударили ратники Тмутаракани, а позже часть витязей развернулась навстречу очередной атаке половцев. Более того, во время сечи с князем степняки уже начали обхватывать дружинников Ростислава и вклинились между ними и сражающимися у телег русичами.

Но именно в момент нашего с побратимом выхода из рубки ясы Артара сумели наконец довершить истребление попавших в ловушку куманов. По приказу князя повозки были сцеплены, единственный проход остался ближе к левому краю. Очередная атака аланских катафрактов опрокинула легких степняков, уже обхвативших русскую дружину. И тогда остатки воинства Ростислава отступили в лагерь под прикрытием лучших печенежских лучников.

Но и это был не конец битвы – в тылу все еще сражались касоги во главе со своим израненным вождем. Как и в морской схватке с флотом Византии, горцы бились со свирепой отчаянностью, презрев смерть! Да и сам Асхар в этот раз не отставал от рядовых воинов, в горячке боя не замечая впившейся в бедро стрелы и прорубленного на правом предплечье наруча. Воевода сплотил вокруг себя с сотню уцелевших в сечи панцирных всадников и втрое больше легких стрелков. Они намертво встали на месте, не позволяя куманам оттеснить себя от телег. А удар княжеской дружины и ясских рыцарей опрокинул половцев, поставив точку в бою.