В колхозной деревне

На работе и на охоте я об этом не думал. А вот, бывало, на закате возвращались мы с Аркашей с охоты. Проезжали мы к себе в МТС мимо станции. Как раз в это время подходит к полустанку московский поезд. Паровоз фыркает, пассажиры бегают, а наш радист Костя к поезду передает пластинки во всю мощь громкоговорителя.

И любимая пластинка у него — «Средь шумного бала».

Подойдем мы с Аркашей к пристанционному киоску, спросим по кружке пива. Постоим. Посмотрим.

А надо сказать, что почвы у нас — каштаны да глины. Земля вся рыжая, пыль от нее столбом, тоже рыжая. Домишки из той же самой глины вылеплены и не побелены, натурального, глиняного цвета… Из-за сельхозснабовского забора глядит на поезд верблюд, и голова у него такая, словно сделана из глины… И надо же быть тому совпадению, что и пивной киоск выкрашен в серо-желтую краску, и собака Шельма, что выбегает к каждому поезду, ждет у киоска колбасной кожуры, тоже какого-то верблюжьего оттенка! Пьешь пиво (а оно тоже, будь оно неладно, рыжее!) и думаешь: «Пропади ты пропадом, рыжий цвет!»

И над всем этим рыжая пыль столбом, а над нею песня, до того к полустанку нашему не подходящая, ни на что у нас не похожая:

Средь шумного бала случайно…
…Тебя я увидел, но тайна…

И слова в ней, как с другой планеты, и голос непонятный, сильный, легко перекрывает весь шум, а сам и дрожит и рвется, словно от каких-то непереносимых чувств. И до того тебе вдруг захочется… и чувств таких вот… непереносимых… и «тайны» этой самой…

Мой спутник остановился передохнуть и, усмехнувшись особенною своей улыбкой, продолжал:

— Так вот… Однажды, слышу я, трактористы говорят, что в Волочихинскую МТС (это по соседству) приехала такая агрономша, что в кино ходить не надо. Вскоре поехали мы с Федей к соседям насчет соревнования. Приезжаем и не узнаем конторы: все выбелено, вычищено, выкрашено. Директор Лукач сидит у себя в кабинете в праздничной тройке, а возле него девушка. По отдельности разберись, нет в ней ничего такого классического, а в целом глядишь — и не понимаешь, как на этой маленькой голове может в уплотненном виде разместиться такое количество всяческой разнообразной красоты! Ресницы и не большие, а почему-то каждая видна по отдельности, и так выгнута, что каждую можно разглядывать. Волос не так уж много, а ходят, как живые, волнами. Губы какие-то такие, что спереди поглядишь — удивишься, а захочешь еще и сбоку поглядеть — заинтересуешься, как они могут сбоку выглядеть. Лукач нас знакомить не стал, а когда она вышла, показал на дверь подбородком и говорит:

— Видали?..

И глядит на нас так, словно он сам, лично, ее спроектировал и у себя в эмтеэсовских ремонтных мастерских изготовил.

— Трактористы, — говорит, — заставили в конторе умывальник повесить. По шестьсот пятьдесят грамм мыла в день вымыливают!

Зачастили мы с Федей в Волочихино. Удивляла нас Лина Львовна не только красотой, но и умением ориентироваться в обстановке. Месяца не проработала, а уже знает, что первый секретарь упорен и в сомнительных случаях надо действовать в обход, через второго секретаря. Знает, что председатель колхоза «Звезда» — кремень-человек и размягчить его можно одним способом — заговорить про сына, командира подводной лодки. И отчет ли составляет, договоры ли заключает — все в руках у нее спорится. А дома возьмет гитару, запоет «Свиданья час и боль разлуки…» Пальчики тоненькие, и не струны, а все твои косточки они перебирают. Сразу пришлась она к месту в нашей степной жизни! Именно такой женщины нам и недоставало! Как вечер, так меня к ней тянет. Федя поотстал, а я все езжу. Все соревнование проверяю… Однако, замечаю, стал Федя на меня хмуриться и однажды говорит мне:

— Твой интерес к соревнованию я приветствую с партийных позиций. Однако не вижу необходимости каждую неделю гонять машину за сорок километров. А главное, две МТС улыбаются над этим соревнованием. Должен или нет ты учитывать, что ты руководитель МТС? Я же, — говорит, — учитываю, что я руководитель партийной организации! Я же, — говорит, — не езжу!

Я туда-сюда, а Аркадий слушает нас и хохочет.

— Погодите, — говорит, — ребята! Скоро мы свою агрономшу заведем, почище волочихинской.

Игнат Игнатович у нас хороший практик, но без высшего образования. Давно уж просился он на должность семеновода. Поджидали мы нового агронома, и вот наконец звонок из области: «Встречайте! Выпускница, прямо из института! Дайте ей немного присмотреться, а потом пусть принимает дела у главного агронома».