В колхозной деревне

— Может быть, конечно, я и не права… Но только я думаю, что я права. И поэтому, Алексей Алексеевич, я и дальше буду настаивать.

Прошло еще несколько дней, и вдруг звонят из райкома: надо пересмотреть кандидатов на курсы! От агрономши поступило официальное заявление в райком, а дубликат отправлен в область.

Пришлось уступить ей. Но всех нас возмутила эта история. Не бывало в наших МТС такого случая, чтобы жаловались друг на друга в райком и в область. А эта двух месяцев не проработала, а уже принялась строчить заявления! А главное, хоть бы она дело делала! Работать не может, а заявления писать в райком и в область, как видно, мастерица!

Всем нам это не понравилось. Больше всех возмутился Аркадий. Плохо переносил он нашу агрономшу. Была меж ними полная противоположность. Аркадий — человек уверенный, видный. Он только в комнату войдет, только голову повернет, только рот откроет, а уж все его слушают! Сам он был таким и только таких людей признавал. К Другой породе относился презрительно и даже брезгливо. Настя ему всем претила: и неумением поставить себя, и неспособностью взять авторитетный тон, и лыжными штанами, и бантиками… Прозвал он нашу Настю «агрономическим недоноском». Бывало, твердит:

— Тоже, агрономша! Двух слов не свяжет. Тоже, женщина! Причесаться не умеет.

И вдруг она вздумала вмешиваться в его технические дела! Он таких вмешательств и нам-то не разрешал. К ее вмешательству он сперва отнесся презрительно, как к пустяку. То, что она настояла на своем, было для него полной неожиданностью.

Помню, пришел он ко мне злой.

— Ну, — говорит, — еще хлебнем мы с этой тихоней лиха! Бывает такая паршивая порода людей! Умишком не богаты, дела в целом не видят, а ухватятся за какую-нибудь мелочь и будут долбить! Работа в МТС сложная, всегда найдется, к чему прицепиться! При желании всегда найдется, чем дискредитировать людей! Советую тебе дать ей по рукам, пока она всем нам не села на голову!

Раньше он хоть как-то сдабривал вежливостью свое пренебрежительное отношение к ней, а теперь стал его демонстрировать. И нас подбивал на то же. Бывало, твердит нам:

— Она у нас в МТС не к месту, и пусть она это чувствует!

Стали мы сторониться ее. А надо сказать, что меж собою мы в этом году как-то особенно сблизились. Центром общего притяжения сделалась у нас, конечно, Линочка. Каждый выходной выезжали мы компанией то по заячьему, то по лисьему следу, то волков загонять. Лыжные прогулки устраивали. По вечерам собирались попеть. Линочка нас новым танцам обучала. Все держались плотно, вместе. А Настю к себе не подпускали.

Меж собой и шутим и смеемся, с ней держимся официально, да не попросту официально, а этак с нажимом, с подчеркиванием! Посматриваю я на нее и думаю: должно же екнуть у нее сердчишко! Девчонка ведь. Одна… На новом месте. Ни родни, ни друзей… Доведись до меня, и я бы в ее положении затосковал. И верно, сначала она вся как-то попритихла. Смотрела попрежнему пристально, только нам уже не казалось, будто у нас за спиной возникают разные чудеса. А потом вдруг перестала нас замечать. Завелась у нее какая-то своя компания из наших же механизаторов. А нас она будто и не видит.

Рассказчик умолк и задумался, попрежнему глядя в темное окно.

— То ли уж она сама к тому времени присмотрелась к нам, произвела нам свою оценку и выключила нас из поля зрения, как не стоящих внимания?.. — спросил он самого себя, думая вслух. — То ли уже и тогда держала на уме свою цель и шла к ней поверх всяких мелочей, не оглядываясь и не замечая наших ухищрений? Не знаю. И так и так может быть… Только я теперь это думаю. Тогда мне это и в голову не приходило! Решили мы тогда, что просто не дотянуться ей до нас. Бригадиры да трактористы наши ей по плечу! С ними завелось у нее даже панибратство.

Началось это с курсов. Проводила она курсы и занятия и с нашими механизаторами и с колхозными полеводами. Бывало, вечером занятия давно окончены, а она все сидит с ними. Деваться ей все равно некуда! Особая дружба завелась у нее с Гошей. Наладили они по вечерам сидеть у эмтеэсовских ворот на лавочке. Помню, поздно вечером выхожу я из МТС. Луны нет. Тишина над степью. Только Гоша говорит что-то в темноте, глухо и с перебивом. Бывает, так на гитаре играют. Ведут, ведут перебор, да вдруг дадут перебив! Ударят разом по всем струнам… Думаю, не иначе, объясняется в любви Настасье.

И верно, доносятся ко мне слова и «люблю» и «сердце», «Настасья Васильевна». Однако подошел ближе и разобрался. Гоша тихо говорит:

— Люблю я, Настасья Васильевна, запас. Мне первая забота — чтоб запас был. Ведь надо подумать, дизельные трактора, самые совершенные машины, иной раз вырабатывали меньше коня! И из-за чего? Из-за запасных частей! — И вдруг на полный голос сам себя перебивает: — Сердце мое этого не терпит, Настасья Васильевна!

А она его тихо спрашивает:

— А что же главный инженер смотрит?

Он ей снова тихо: