В Хай-Уикоме, в полночь (СИ)

В дни, когда безжалостное небо обрушивало вниз серый ливень — такой, как этот, — Ирэн чувствовала себя не в своей тарелке. Обычно она стойко сопротивлялась хандре и, вопреки всем планам погоды, каждый день выбиралась из дома ровно в пять вечера, чтобы нанести визит лондонскому врачу или оставить пару сотен фунтов в салоне дамского белья, или, наконец, пополнить запас полюбившихся ей благовоний… Но сегодня был тот редкий день, когда Ирэн совершенно не представляла, куда поехать. Она провела в постели все утро, то и дело забываясь некрепким сном, и лишь к обеду убедила себя спуститься вниз за своей чашкой кофе; кофеварка автоматически налила его еще в девять утра, он, конечно, успел остыть. Да и был к тому же безвкусным.

Ирэн устало, словно и не отдыхала ночью, опустилась на барный стул и щелкнула пультом. По телевизору который день подряд шла «Рождественская песнь», уже набившая оскомину, но все же нестареющая классика.

Из непривычного утреннего оцепенения мисс Адлер вырвала вибрация телефона в кармане ее восточного халата. SMS от «ШХ». Вибрация стихла, а вместе с ней и голоса в телевизоре, и шум ливня, и дыхание Ирэн. Сдвинув брови, она с бесконечным удивлением смотрела на телефон; сердце на секунду притаилось в груди, но затем его отчетливое биение стало единственным звуком, наполнившим мир.

«Прочесть».

«Почтовый ящик».

Почтовый ящик. Электронный или же…

Ее почтовый ящик?

Ирэн не помнила, как выскочила из дома в одном халате, как столкнулась с ледяным ливнем, как почти вслепую брела от крыльца к почтовому ящику у низенького забора. Струи так и хлестали ее по лицу, пока она трясущимися от волнения руками доставала непромокаемый конверт.

Снова очутившись в холле, она первым делом вскрыла этот конверт, не отдавая себе отчета, что промокла до нитки меньше чем за минуту. Холод словно выжидал, чтобы беспощадно нанести удар, когда она встряхнет конверт.

На ее ладонь выпала блестящая черная подарочная коробка. Сгоравшая от любопытства Ирэн тотчас сорвала с нее крышку.

То, что было внутри, заставило ее остолбенеть, и тогда холод обрушился на нее.

Ей стоило понять сразу же, как пришла эта чертова SMS. Она могла догадаться. Все, что когда-либо заботило Ирэн, вдруг показалось бесконечно далеким, принадлежавшим не ей, а кому-то другому. Человеку, которого никогда не существовало и которому не было бы больно от осознания, что все в мире рано или поздно подходит к концу.

Все эти годы Ирэн готовилась, но так и не преуспела. Она не узнавала ни себя, ни этих чувств, что ножом вошли в ее сердце. Сквозь влажную пелену, возникшую перед глазами (что это — неужели дождь?), она разглядывала золотой Vertu, и бархатный голос в ее подсознании твердил: «А это — проигрыш».

— Соскучились по мне?

Ирэн вскинула голову: этот голос, он был в ее доме, он шел с экрана телевизора…

— Соскучились по мне?

Не помня себя, она брела обратно в гостиную, словно на эшафот.

— Соскучились по мне? Соскучились по мне? Соскучились по мне?

*

Вот и все.

Минули десять минут, Ирэн умирала.

И не о чем тут думать, все уже кануло.

Минуло полчаса, Ирэн умирала.

Даже приключениям Шерлока Холмса суждено когда-нибудь кончиться, и глупо было полагать, что он и вправду бессмертен.

Минул час, Ирэн умирала.

Ее силы тоже истощились.

Минуло два. Почему она все еще была жива?

Поднося к бескровным губам третью сигарету, Ирэн внутренне усмехалась: выходит, она не умеет достойно проигрывать. А ведь думала, что умела. Но наружу эта усмешка не просочилась, и не нужно было зеркал, чтобы знать, насколько все плохо.

Вся ледяная, дрожащая от озноба, с тусклым лицом, мисс Адлер сидела в своей гостиной, пропитанной на сей раз не запахом благовоний, а дымом, горьким и терпким. Позади нее бубнил оставленный телевизор — Ирэн вряд ли слышала. Она сидела ссутулившись, невидящий взор застыл на разбитом корпусе Vertu у дальней стены; в порыве раздирающего ее душу отчаяния она запустила ни в чем не повинным смартфоном в стену и, кажется, даже кричала. Нет, выла. А потом наступила апатия, стало не до чего.

Обхватив себя левой рукой, словно зажав кровоточащую рану, Ирэн позволила всхлипу снова прорваться сквозь стиснутые зубы. Она имела полное право горевать и не стыдиться этого, тем более в стенах собственного дома. Возможно, у нее не было прав на Шерлока Холмса, но на скорбь по нему — сколько угодно.

И она отдалась этой скорби с таким желанием, что время вообще остановилось.

Дождь за этими стенами заглушал своим монотонным стуком все звуки, включая шум колес подъезжающего к дому такси.

Должно быть, вернуть ей тот злополучный камерофон было жестом доброй воли, а может, проявлением сентиментальности. Очень символично, мистер Холмс. Мир в одночасье встал с ног на голову: Шерлок мертв, Мориарти жив, и теперь ее собственная жизнь в опасности. После такого поражения… наступит ли в ее жизни новый счастливый виток? Ирэн это нисколько не заботило. Она даже не хотела выяснять, как это случилось, как же вышло, что Шерлок… Нет, хватит думать об этом.