В глухом углу

Зато, когда сосед отсутствовал, им было раздолье. Потом в их встречи вторглись занятия Дмитрия. Из института пришло напоминание, что ждут контрольных работ. Дмитрий подсчитал, к чему его привела любовь, и ужаснулся — нужно было срочно написать около двадцати «контролек», без этого не допустят к экзаменам.

Тогда Валя предложила:

— Может, лучше нам пока не встречаться?

Он согласился — в самом деле, какие встречи, когда на носу сессия? Дня три Валя отсиживалась у себя, Дмитрий занимался. Чтоб выкроить больше времени для учения, он оставил диспетчерскую рудника, где работал оператором, и перевелся на склад. Но занятия шли плохо, ему не хватало Вали. Он думал о ней, старался представить, чем она занята. Он ругал себя, снова хватался за книгу, некоторое время все шло хорошо, потом на странице возникала Валя, и он всматривался в нее. Он пошел за ней к Чударычу.

На улице Дмитрий грустно сказал:

— Не могу без тебя, Валюша. Еще хуже, чем с тобой.

Вале было приятно, что думы о ней прерывают его занятия. Она устыдилась своей радости.

— Вот увидишь, я буду тише мышки.

Он сидел за столом, она — на койке. Около Дмитрия стоял стакан с крепким чаем. Не поворачиваясь от стола, Дмитрий спросил:

— Валюша, я давно уже хотел… как твое здоровье?

Она не поняла:

— Я не больна, Митя.

— Ты несообразительная, Валя! Ну, ты знаешь, о чем я…

Она смутилась, как всегда с ней происходило, когда он открыто говорил об их отношениях. Он удивлялся, но мирился, ему даже нравилась ее всегдашняя стыдливость.

— Знаешь, я не думала… Я как-то не следила… Не надо об этом, Митенька.

Он обнял ее.

— Очень нужно, Валюшка. Ты глупая, ничего не понимаешь. Приходится думать за тебя. Так все же?..

— Не знаю, — ответила она, отворачиваясь. — Не помню.

На другой день она пришла взволнованная. Он понял, что случилось что-то нехорошее. Она несколько секунд собиралась с дыханием.

— Я о том, что мы вчера… Мне кажется, я забеременела.

Он собирался выспрашивать, но Валя сама все рассказала. Она сопоставила даты — сомнения не было, она беременна.

— Но ты что-либо чувствуешь? — допытывался он. — У других женщин бывают недомогания.

Валя с недоумением покачала головой. Ее не тошнит, она не потеряла аппетита, сон ее хорош, голова не кружится — в общем, все, как было раньше, даже лучше, чем раньше. Вот почему она проглядела, что случилось.

Он спросил:

— Что ты собираешься делать?

— Что ты решишь, то я и сделаю.

— Допустим, я предложу рожать. Ты согласишься?

Валя повернула к нему вспыхнувшее лицо, в глазах ее заблестели слезы.

— Конечно, Митенька! Неужели ты думал, что я откажусь?

Он продолжал, досадуя и удивляясь, что она не разбирается в простых вещах.

— Значит, ты хочешь ребенка? Молоденькая мать без квартиры, без положения, с мужем, которому ребенок так чудесно поможет заниматься? Ты мечтаешь об этом счастье? У тебя не хватает времени подождать года два-три?

Она опустила голову.

— Митенька, я могу подождать… Но раз он уже появился…

— Он еще не появился! Мы вскоре даже не вспомним, что он мог появиться. Дети нужны, когда они нужны. У нас пока свои заботы — работать, закончить образование, получить квартиру… До детей очередь дойдет. Без детей мы не останемся.

Она с трудом сдерживала слезы.

Он целовал ее, поцелуи действовали на нее сильнее, чем уговоры — она успокоилась. Они условились, что завтра же Валя запишется в очередь на операцию. На немедленной записи настаивал Дмитрий, он слышал, что мест в палате всего два, а женщин много, сразу никого не кладут на стол.

— Конечно, это неприятно, — говорил он. — Но ведь все женщины проходят через это, такова ваша природа. Впрочем, может, ты здорова, это надо выяснить.

Прошло, однако, еще с неделю, прежде чем Валя попала на врачебный прием — то сама опаздывала, то врач раньше времени уходил. В один из вечеров она пришла такая замученная, что Дмитрий перепугался.

— Говори скорей, — потребовал он, помогая раздеться. — Нашли беременность?

Она заплакала, опустив голову на руки.

— У меня больше двенадцати недель, Митя. По закону мне нельзя уже прерывать беременность.

Тогда он рассвирепел. Он бегал по комнате, упрекал и негодовал. Пусть она не лжет, она не проглядела, невозможно проглядеть трехмесячную беременность! Она хотела поставить его перед свершившимся фактом, вот как это называется! Она врала, чтоб связать его. Дура, дура, зачем тебе это нужно, разве и так я не связан, разве я собираюсь бежать от тебя?

Валя, помертвев, смотрела на него округленными глазами.

— Митенька, не надо, не надо же! Я не виновата, послушай меня!

Он не хотел слушать, продолжал браниться. Она губит их будущее, ничего ей не жалко, ничего не дорого! Как он ошибся, что поверил в ее чувства, нет у нее чувства, только желание пристроиться, обзавестись мещанской семейкой, задушить пеленками и ванночками! Валя, закрыв лицо, содрогалась, слова били, как камни, крепче камней.

Она поднялась, держась за спинку койки, чтоб не упасть.

— Не кричи! — сказала она. — Ребенка не будет. Боже, какой ты жестокий!

Опомнившись, он по привычке хотел подать ей одежду, взять свою. Она оттолкнула его руку.