В двух битвах

И он принялся обнимать своими огромными ручищами то одного делегата, то другого.

В стороне стоял старик грузин в бушлате и выжидающе, с восторгом смотрел на своего земляка. Сухиашвили не сразу заметил его. «Помяв кости» трем-четырем делегатам, он обратился к заместителю по тылу.

— Каждую посылку на учет. Первые — храбрейшим из храбрых.

— Один посылка нэ подлежит учет! — воскликнул старик грузин. — Эта особый посылка. Я ее вам привез, дорогой наш Константин Давыдович. О тебе, о моряках ваших по всей Грузии молва идет.

Тут только Сухиашвили увидел земляка и бросился к нему.

Старик прижал руку к груди, склонил голову.

— Грузинский народ кланяется вам, дорогой Константин Давыдович, сокол наш. Примите от него эта скромный подарок.

Старик протянул Сухиашвили большой ящик. Тот бережно взял ящик, принюхался.

— Запахом Грузии дыхнуло. О гора Махат! Да тут лимоны! Спасибо, родной. Большое спасибо всем землякам!

Сухиашвили и старик крепко обнялись и долго колотили друг друга по спинам, никак не могли разняться.

...На следующий день в Орехове, в изуродованном снарядами здании школы состоялась торжественная встреча моряков — представителей всех частей и подразделений с делегацией. Какая это была встреча! На глазах многих слезы радости. Старик грузин, обнимая своих молодых земляков, смахнув не одну слезу, говорил:

— Дорогие мои, герои мои, далеко от вас Грузия, родной дом. Но мы день и ночь с вами. Вы тут защищаете порог своего дома, родные мои!

Тут же вручались посылки. До слез растрогали моряков эти небольшие, скромные ящички, пакеты, кульки. В них была народная любовь, любовь матерей, жен и невест.

Гости дали концерт. Первой выступала девушка из Вологды. Робко поднялась она на импровизированную сцену и, теребя концы белой пуховой шали, тихо запела:

Помню, я еще молодушкой была, Наша армия в поход куда-то шла. Вечерело. Я стояла у ворот, А по улице все конница идет.

Я, кажется, видел ее, когда подходил обоз. В желтом дубленом полушубке, в белой пуховой шали она гордо сидела на груде ящиков и с восторгом смотрела на встречающих.

Сейчас на сцене она показалась мне еще красивее. Голос у нее был чистый и приятный. Он понравился мне. Да и не только мне.

Я посмотрел на матросов. За плечами каждого — двухсоткилометровый марш по тылам 16-й с жаркими непрерывным боями, ночными штурмами, рукопашными схватками, многочисленные атаки укреплений врага под Таракановом, тяжелые оборонительные бои. Но теперь лица их потеплели, засветились улыбками. А главстаршина Хмара просто расцвел. Позабыв про все подавшись вперед, он глотал каждое слово, каждый звук. Песня и ее исполнительница завладели им без остатка.

А беляночка между тем пела:

И опять я целу ночку не спала,Целу ночку молодой опять была.Целу ноченьку мне спать было невмочь.Раскрасавец барин снился мне всю ночь.

Откуда-то появился баян. Грянуло «яблочко», и матросы вскочили с мест. На сцену высыпало сразу человек десять. «Яблочко» сменилось русским переплясом. К морякам присоединилась девушка. Она лихо отбила коленце, другое и вдруг задержалась перед Хмарой. Оторопел и Хмара. Но лишь на минуту. Он тут же поправил шапку и пошел по кругу так, что затрещали доски.

— Не ударь лицом в грязь, Хмара! — подзадоривал главстаршину своим громовым голосом старший матрос Павлинов.

Концерт затянулся далеко за полночь. Никому не хотелось расходиться. Но война есть война. Веселые, с посылками под мышкой снова отправлялись матросы на передний край. Я вышел на улицу. Стояла морозная ночь. Ярко светила луна, искрился снег. Проходя по узкой глубокой тропинке неподалеку от школы, я увидел у запорошенной снегом ели плечистого моряка и девушку. Они держали друг друга за руки. Я услышал:

— Какая ж ты хорошая! Я не забуду тебя!

— И я...

Я узнал главстаршину Хмару и давешнюю девушку. «Что ж, не ошиблась дивчина. Парень что надо. Счастья вам, дорогие мои!»

С переходом к обороне бригада получила дополнительный участок в районе деревни Хрущевки: мы сменили там подразделения соседней дивизии, также блокировавшие Холм с юга. Теперь наша оборона растянулась почти на восемь километров. К этому времени бригада пополнилась новыми людьми. На должность командира первого батальона прибыл старший лейтенант Курносов, военкома — старший политрук Гаврилин заменивший раненого Колдова.

Март подходил к концу. Последние дни пробежали почти в полном затишье. Враг огнем и ночными вылазками продолжал беспокоить нас, но по сравнению с прошлым это были спокойные дни. Затишье разумно использовалось. На передовой, как грибы после дождя, росли новые огневые точки; приводились в порядок и совершенствовались старые позиции; саперы устанавливали дополнительные минные поля. Подвозились снаряды, патроны.