В Датском королевстве…

Мне утром пришло письмо, а внутри —
письмо, и письмо,
и медно-зеленый листок из другого времени года.
Нас развеяло по всем осенним темно?там,
каждый со своим опытом, со своими тараканами в
                                                                                  голове;
экосистемы тел синхронно вращаются в
постелях с таймером;
любовь, которую не может отлучить даже жизнь,
блуждает, словно призрак во плоти, и все же
световые конусы цветущих каштанов
пляшут в цитате из скомканного послания:
пути сходятся именно там, где они расходятся
на пульсирующем перекрестке души.

«Я забылся посреди предложения, и одно за другим…»

Я забылся посреди предложения, и одно за другим
слова обморочно выпадают из моего языка,
стих, заново крещенный в гашеной извести,
обнажает самые большие бездомные слова и
                                                                                    обороты:
они сшибаются, подобно тяжелым товарным
                                                                               вагонам,
невероятное и поразительное беспамятство
ощупью отыскивает то место,
где душа накрепко припаяна к плоти
! кто посмеет писать, когда земной шар взял и
                                                                             остановился,
чтобы те, кто приходят в мир, и те, кто уходят,
могли разминуться, не испытывая головокружения?

«Давным-давно уже мечта о несбыточном…»

Давным-давно уже мечта о несбыточном
капитулировала
перед надеждой хотя бы на лучшее,
которая теперь должна уступить мольбе,
чтобы нас миновало худшее.
Мы едва ли не благодарны,
когда мелкие беды
ставят нас на место
в бытии
необозримом и знойном, как равнины Испании.
Спускается тьма,
сухие пальмы шуршат за шторами,
и моя белая плоть отсвечивает, как глетчер,
в зеркальной столешнице номера 19,
когда я наклоняюсь зажечь свечу
для незримой души.

«Молодой врач направляет луч света…»

Молодой врач направляет луч света
мне в ухо,
где потрескивает пленка немого фильма.
Последнего, кто снимался в нем
и кто поручил мне
написать титры,
я вчера проводил на кладбище,
и сирени, лебеди —
все, что есть белого в этом мире,
отодвинули остальное в тень.
Я долго сидел, прислушиваясь,
                              как, шипя, растворялись в воде
два кодимагнила.
«Это наследственное», — говорит врач,
выключая фонарик.

«Кому не случается…»

Кому не случается
на подходе к пятидесяти,
проснувшись в ночном поезде,
который неизвестно почему встал,
обратиться мыслями к человеку,
что мимолетно встретился на пути
и исчез.
Сидишь ли ты где-то под соломенной шляпой
и читаешь в сени яблони?
Или, пьяная, валяешься на смятой кровати,
а за перегородкой возится крыса?
Тут поезд трогается и обрывает стихотворение,
прежде чем поэт поддастся соблазну
приправить его
сентиментальностью и цинизмом.

Зубной. Могила. Кольцо

Микаэлю Струнге