В Датском королевстве…

Дверь заперта. Я внутри.
Не встаю. Не лежу. Тут светло.
Снаружи — тьма. Тут тихо. Все
такое настоящее. «Мое лицо
как будто настоящий сон». Бессонница / мертвый сон
без снов. Тело из тьмы.
Не могу думать. Жив.
Есть нечто,
о чём не удается думать. Но вижу. Черное.
Что-то не так. Нет, все вообще не так. Не назовешь.
Думаю: любить, быть любимым.
Помню хорошее. Не могу
забыть плохого. Жив.
Иначе не могу. Как мертвый. Но боли
нет. Я не могу
ее ощутить. Это она
ощущает меня.

Катти Фредриксен Из книги «Стопроцентный инуит»

Ийаайаййаа

Старый охотник здесь больше не живет.
Весло его каяка потерялось;
место, где он родился, отныне недосягаемо.
А было время: он нащупывал путь в тумане,
он думал о семье и надежном доме.

Когда его незамужняя дочь родила,
он назвал ее не-мужа «зятем».
Он благодарил небо, как благодарили предки, —
за то, что мальчик, за то, что поможет.

И он дарил ему игрушки —
мастерил их из заготовок для каяка —
сухих и полукруглых деревяшек.
Они друг с другом ворковали.
Ийаайаййаа, благодарный за мальчика.

Из тех же деревяшек он выточил фонарь:
вместо плафона — пластиковая бутылка.
Он чувствовал, как наливается счастьем
с каждым шагом этого мальчика. Ийаайаййаа.

Однажды ему приснилось,
                              что он перевернулся в своем каяке.
С тех пор во сне он часто видел жену.
Голос, рожденный болью, звучал и креп —
не скрыть его и не укрыться:
слишком сильный, чтобы не помнить.
Смерть снова их соединит,
и никакого другого пути он не нашел. Ийаайаййаа.

Моя страна говорит по-гренландски

Да, вот так:
мне есть, что рассказать.

Да, вот так:
я из Гренландии, но с датским паспортом.

Да, вот так:
я чистокровная инуитка и я не ем сырое мясо.

Да, вот так:
я верю в шамана-ангаккока и в Христа.

Да, вот так:
я думаю на родном, а пишу на датском.

Да, вот так:
я не люблю этот язык.

Да, вот так:
люблю гренландский.

Моя страна и я — мы говорим на этом языке.
А на каком вы говорите с моей страной?

Когда он стареет