В чужой стране

Перед утром в окно осторожно, чуть слышно постучали. Луиза, лежавшая с открытыми глазами, — она так и не уснула в эту ночь, — испуганно вскочила. «Боже, это они… Что с ним?..»

Не помня себя от волнения, она подбежала к двери, спросила прерывающимся голосом:

— Кто… Кто там?

— Откройте, быстрее! — послышался незнакомый голос.

Пальцы плохо слушались, Луиза с трудом вставила в дверную скважину ключ.

Какой-то чужой человек, очень высокий, курчавый, ввел Братка. Михаил закрывал лицо окровавленным платком, руки его и пальто тоже были в крови.

— Мишель! Мишель! — Луиза бросилась к Братку, потом к незнакомцу. — Что они сделали… Что с ним?

— Ранен в лицо… Его нужно перевязать!

Луиза заметалась по комнате, не зная, что делать. Поднялась хозяйка. Увидав окровавленного Братка, вздрогнула, но проговорила спокойно:

— Положите его на кровать! Луиза, приготовь горячей воды… Где же у нас бинты? Ах да, я убрала их в стол…

Пуля прошла под скулой, распоров щеку. Рана была неопасной, но Браток потерял много крови и не мог говорить. Пока хозяйка его перевязывала, высокий незнакомец — командир взвода Сергей Белинский — успел рассказать Луизе о том, что приключилось с Михаилом. Когда они небольшой группой перебрались на лодке через канал и выдвинулись к дороге, внезапно, будто из-под земли, появился патруль. Браток кинулся на немцев, ударом ножа свалил солдата, но в ту же минуту был ранен выстрелом из пистолета. Маринов приказал Белинскому доставить Братка в Нерутру, а сам с людьми пошел дальше к Опутре.

Днем, уже к вечеру, приехал доктор Фаллес. Сняв с Братка повязку, закрывавшую почти все его лицо, Фаллес удивленно воскликнул:

— О, мой старый пациент! Здравствуй, камерад, здравствуй… Рана подходящая, но для вас, молодой человек, это совершенный пустяк. Как это русские говорят… до свадьбы заживет!

Наложив шов, Фаллес поднялся, сказал с усталой улыбкой:

— Надеюсь, эта рана будет последней. Скажите этим проклятым бошам, что больше живого места на вашем теле не осталось. Я могу выдать в этом справку!

* * *

Через три дня в Нерутру приехал Сергей Белинский. Он нашел Братка в саду. Тот сидел на дереве, отпиливал ножовкой засохшие сучья. Внизу, под деревом, стояла Луиза. Запрокинув голову, она смотрела на Михаила и тихо, ласково смеялась. Браток, орудуя ножовкой, что-то увлеченно рассказывал ей.

— Ожил, братишка! — обрадованно крикнул Белинский. — Приземляйся, разговор есть!

Модлинский спрыгнул.

— Уходим?

— Уходим. Командир приказал разойтись по землянкам. Немцы два дня прочесывали леса. Ни одного человека не схватили. Теперь они начнут по деревням искать. Наш взвод сегодня уходит. А мы с тобой завтра в ночь якоря поднимем. Маринова приказано здесь дождаться…

— А где он?

— В третьем отряде.

— Ну, пойдем в хату.

Расположившись в кухне, они принялись приводить в порядок свои велосипеды. Скоро пришел старик Густав.

— О, тут настоящая мастерская… А где Григор?

— Поспорить захотелось? Григора нет.

Старик уселся у печки, положил руки на трость.

— Эти проклятые боши забирают у меня последних коров. Я поехал жаловаться к коменданту в Мазайк, а он мне по шее дал. Я хотел спросить Григора, что мне делать… Проклятые боши!

— Мы тебе и без Григора скажем, что надо делать, — ответил Браток, усердно протиравший втулку. — Фашистов бить надо, понял, батя? Бить! Так, чтобы сами зареклись и внукам своим заказали не зариться на чужое. Драться надо, понял? А ты ни нашим, ни вашим!

Старик насупился, сердито проговорил:

— Ты еще молод меня учить… Густав знает, как надо жить. Густав честный патриот!

— Я не хотел обидеть тебя, отец, — примирительно сказал Браток и поднялся. — Давай закурим. Табак у тебя больно хорош.

Они закурили. Густав, попыхивая трубкой, с интересом следил за Белинским, собиравшим велосипед. Моряк работал быстро и ловко.

— Ты, парень, рабочий? На заводе работал?

— Нет, не на заводе. Но машины знаю.

— А что у вас в России много машин?

— Да побольше, чем у вас, в Бельгии. Вот ты мужик зажиточный, а пашешь на конях.

— Ay вас в деревне есть трактора?

— У нас-то? А как же им не быть, тракторам, если у нас колхозы? — Белинский бросил велосипед, сел рядом с Густавом. — Ты знаешь, отец, что такое колхоз? Четыре-пять тысяч гектаров пахотной земли, а то и больше. Море земли, море!.. А засевают ее за пять дней. Видал?! У нас как тракторы в поле выйдут — вся степь гудит. Едешь ночью — огни, огни… И песня где-то звенит! До чего же хорошо… — Белинский задумался, глаза его потеплели.

— Так у вас трактора… — нарушает молчание Густав. — И хорошие машины?

— Звери! Возьми хоть, к примеру, СТЗ или «Челябинца». Мощь! А комбайны какие у нас? Ого! Сам хлеб косит, сам подбирает и сам молотит.

Густав недоверчиво качает головой:

— Я что-то не слыхал о таких машинах, парень. — Помолчав минуту, выколотив из трубки пепел, он опять спрашивает Белинского — Так, значит, ты знаешь толк в машинах?

— Знаю, отец. У нас, в Советском Союзе, техника — первое дело.