В час ворон

– Не думаю. Стоун знал, что она убила Адэйр, и прикрыл ее. А когда об этом узнал Эллис, Лорелей убила его. Ну или попыталась не дать ему рассказать, и он умер в процессе. Не знаю даже, переживала ли она об этом. Думаю, это и довело Стоуна до крайности, – знание, что она снова пошла на убийство. Дочь, которую он не мог контролировать. Которую не мог спасти. Шериф сказал, что записки не было. Что, если была, но Лорелей нашла ее и уничтожила? Это мы вряд ли узнаем. Это она пытается выставить меня виноватой вместе с моим маслом пожирателя грехов, хотя я никак не пойму, откуда она его взяла. Но Эллис знал ее секрет. Как и Стоун. Эллис не хотел, чтобы это сошло ей с рук. И знаешь что? – Я наклоняюсь к Дэвису, чувствуя, как начинает бурлить в груди смелость. – Я тоже не дам этому сойти ей с рук. Дай ключи.

Я протягиваю ему открытую ладонь.

Если я хочу правосудия для Адэйр, придется добыть его самостоятельно.

Дэвис настороженно отступает, будто я только что попросила его ограбить банк.

– Зачем? Чтобы ты сделала что-то глупое?

– Нет. Чтобы я наконец могла дать Адэйр покой, который заслуживает ее душа. – Это смягчает его. Я вижу, как опускаются его плечи и как он обдумывает мысль, что, возможно, Адэйр – или хотя бы ее дух – теперь покоится с миром.

Я снова тычу в него открытой ладонью:

– Так мне можно позаимствовать твою тачку или нет?

Если придется, я добуду машину тети Вайолет. Она, наверное, и сама подбросит меня до «Сахарного холма». Я уже почти решила, что так будет лучше, когда Дэвис протягивает ключи от машины.

Целеустремленность и жажда драки поднимаются в груди, когда я пересекаю больничную парковку. Я не покину поместье, пока Лорелей не признается в содеянном.

Я запрыгиваю в пикап и уже готовлюсь повернуть ключ зажигания, когда вещь на переднем сиденье привлекает мое внимание.

Это красный чемоданчик.

Должно быть, Дэвис достал его из нашей машины, когда буксировал ее на свалку.

В свете всего случившегося за последние двадцать четыре часа он честно вылетел у меня из головы.

Но вот он, ждет меня.

Глава 22 Смерть – во власти языка

Насекомые роятся у фонаря на парковке. Он бросает луч холодного света на пикап Дэвиса. Я слабо улыбаюсь спешащей в сторону больницы медсестре. Я тяну красный чемоданчик с соседнего сиденья на колени.

Мои большие пальцы замирают над металлическими застежками. Замки открываются со звонким щелчком.

Не знаю, на что я надеялась, честно. Клад с чем-то – не знаю, с чем именно.

Внутри только одна вещь.

Одинокий конверт с логотипом юридический фирмы, напечатанным в уголке для адреса отправителя. В центре напечатано имя матери и наш домашний адрес. Я наклоняю почтовую печать в тусклом свете. Марка датирована двумя неделями после моего рождения.

Внутри юридические документы, подписанные матерью: обещание хранить личность моего отца в тайне в обмен на огромную сумму денег.

– Твою мать. – Я откидываюсь на спинку кресла и даю себе минутку, чтобы переварить число. – Что мне вообще делать с миллионом долларов? – Я фыркаю и продолжаю читать бумаги.

Деньги должны храниться в трастовом фонде, принося проценты, пока мне не исполнится двадцать пять – всего через год. После этого еще по пятьдесят тысяч в год за молчание.

– Вау.

Внизу две подписи:

«Дарби Мэй Уайлдер.

Стоун Эллисон Ратледж».

Не знаю, какой удар сильнее: что оба моих родителя легко избавились от меня за деньги или что я узнала, кто мой отец, когда его не стало.

Я говорю себе, что мне плевать. Два человека любили друг друга достаточно, чтобы зачать ребенка, но любви не хватило, чтобы с этим ребенком остаться.

Но, может, я смотрю на это другими глазами.

Если для матери дело было в деньгах, зачем создавать трастовый фонд только для меня? Почему бы и себе не попросить немного? У нее ни гроша за душой. Для нее дело не в деньгах. Мой отец подписал этот документ, потому что выбрал деньги и власть вместо нее.

Вместо нас.

«Молодая кровь играла в венах – такое бывает от разбитого сердца», – так ответила тетя Вайолет на мой вопрос о матери.

Значит, оставаться для нее было слишком больно. Не могу представить, что бы я чувствовала, каждый день глядя на своего ребенка и вспоминая о любви, которой лишилась. Почему-то проблеск этой мысли разбивает корку затаенной обиды, за которую я держалась с ее отъезда, и я почти могу понять ее.

Но Стоун – даже если он и любил маму когда-то, он выбрал деньги. Я хочу ненавидеть его всем сердцем. Его заботы хватило на то, чтобы открыть трастовый фонд, но не хватило на отцовство. Мое сердце просто не может определиться с тем, что чувствовать.

Но эта семья, особенно их поведение в последние несколько месяцев, вызывает отвращение. Интересно, не Ребекка ли заставила отца держаться от меня подальше? Она вынудила собственную сестру сделать аборт, почему бы не заставить Стоуна отказаться от меня? Черт, да я готова поспорить, что она в курсе сделанного Лорелей и ей плевать. Невозможно поверить, что в моих венах течет та же кровь, что и в этих монстрах. Они отняли у меня Адэйр. Ради чего? Денег? Денег, которые мне все равно достанутся?