Не знаю, почему меня это вдруг так задевает. У меня была вся жизнь, чтобы это обдумать, и вот сейчас злоба поднимает свою уродливую голову. Бабули нет. Адэйр тоже. Праха могут отправить в тюрьму. И кажется, будто народ в округе умирает направо и налево. Весь мир будто катится под откос. Бремя этого давит на грудь, душит меня.
– Прах может сесть в тюрьму за то, что к нему никакого отношения не имеет, – говорю я ей. – Черт, да они вполне могут и за мной прийти. Ты знала, что Ребекка Ратледж собиралась сделать с моим маслом? Как планировала использовать его?
Тетя Вайолет начинает постукивать скрещенными ногами. То, что я вываливаю ей на плечи, с чем заставляю встретиться лицом, нервирует ее. Она суматошно ищет в сумке пачку сигарет, достает их, будто собирается закурить. Затем вспоминает, где находится – в больничной комнате ожидания, – и засовывает обратно.
Она вздыхает.
Тяжело и протяжно, будто остатки сил на борьбу у нее кончились и она решила выложить на стол все, чтоб Господь сам разобрался.
– Я не была уверена, – бормочет тетя Вайолет, все еще не в силах посмотреть на меня. – Но я знала, что она хочет сделать что-то дурное. Хотела бы я сказать, что, знай наверняка, как она им воспользуется, не отдала бы его. Но я бы соврала. Я была тогда в заднице. Обнималась с бутылкой крепче, чем когда-либо. Твой дядя Дуг умер, а я осталась растить двух детей на гроши, которые зарабатывала на дерьмовой работе. Не говорю, что это меня извиняет. – Она бросает на меня короткий взгляд. – Просто объясняю, что голова у меня была забита всяким дерьмом, и я не думала, как это навредит тебе или ему… – Она указывает большим пальцем на Могильного Праха. – Или кому-то еще.
Она ненадолго замолкает и рискует взглянуть на меня, удостовериться, что я ее слышу. Я пытаюсь.
– Мне просто нужно было пробраться сквозь трудности, которые отвесила мне жизнь тогда. Но кажется, будто трудности никогда не кончаются. Знаешь? Только разберешься с одним, получай другое. Хотелось бы мне начать с чистого листа. И со свежей головой, чтобы можно было все исправить. Хоть раз все выправить. – Тетя Вайолет снова смотрит на меня, по-настоящему смотрит. Будто видит меня и все дурное, что выпало на мою долю.
И я тоже ее вижу. У нее доброе сердце, полное нерастраченной любви, несмотря на дичь, которую она творила. Она выпрямляется, и краткий миг просветления смывает стыд с ее лица, будто она вдруг вспоминает, что ее жизнь еще не закончилась. Не поздно все исправить.
Подбородок у тети Вайолет начинает дрожать. Глаза заволакивает слезами. Она берет мои руки в свои.
– Я теперь буду о тебе заботиться как полагается. Слышишь? – Слезы бегут по ее щекам. По моим тоже. – Я уже лишилась одной девочки. Не хочу потерять и тебя. Ладно? Мне жаль. Мне так, так жаль. – Она заключает меня в крепкие объятия. Я утыкаюсь лицом в ее плечо и даю свободу рыданиям.
Входные двери в больницу разъезжаются, и заходит Оскар. Я отодвигаюсь от тети Вайолет, вытирая лицо.
– Я приехал, как только услышал, – говорит он.
По тому, как он целенаправленно пересекает комнату, идя ко мне, кажется, что мы как будто все еще встречаемся. Странно видеть его не в форме, а в обычной одежде. Зеленая футболка красиво оттеняет загорелую кожу. А поношенные джинсы от «Ливайс» на нем – мои любимые.
Мы с тетей Вайолет поднимаемся, как только он приближается.
– Мне ужасно жаль, что твоя мать скончалась, Вайолет. – Он сочувственно проводит ладонью по ее предплечью. – Вы двое в порядке? – Оскар спрашивает нас обеих, но вглядывается в мои глаза.
– Как будто что-то изменилось, когда ее нет. – Стало легче, решаю я. И действительно, чем дальше, тем легче на душе. Словно появилась надежда.
– Вы же знаете, если что-то понадобится, я на расстоянии звонка, – говорит Оскар. Мы киваем. – И слушай, – говорит он мне, – если тебе неуютно оставаться в доме одной… – Он как будто собирается пригласить меня к себе. – Эм… – Он кидает быстрый взгляд на Вайолет. – Ты, наверное, можешь остаться у Вайолет. Или Рейлин. Просто знай, что у тебя есть варианты.
Я подумываю, не напомнить ли Оскару, что Могильный Прах будет рядом, в коптильне, но, может, и нет, когда суд примет решение.
– Ага. Все будет в порядке.
Один из докторов прерывает нас, и Оскар отступает. Когда доктор начинает говорить, приезжает Дэвис в медицинской форме после ночной смены. Он лихорадочно смотрит по сторонам, пока не замечает меня. Он быстро машет рукой, не вмешиваясь в разговор с доктором.
Тот хочет знать, в какой похоронный дом мы желаем отправить тело. Странное выражение ужаса пробегает по его лицу, когда мы сообщаем, что подготавливаем мертвецов к погребению самостоятельно. Это редкая практика, но в Джорджии все еще легальная. Я, наверное, никогда больше так делать не буду, но такова традиция, и я знаю, что она желала бы этого. Кроме того, есть кое-какие вещицы, с которыми я хочу отослать бабулю в посмертие.
Понадобится несколько дней работы с бумагами, прежде чем нам выдадут тело. Тетя Вайолет следует за доктором, чтобы все оформить.