– Ваше величество, вы порвали узы с отечеством, и теперь, когда вы снова завязываете их, ваше сердце осталось за морем, а в вашей свите есть лица, желающие стоять к вам ближе ваших верных подданных.
– Вы намекаете на маркиза Боскозеля? Я сделала ему выговор за его вчерашнюю выходку. Слишком большое усердие к моей особе заставляет его забывать, что мы уже не во Франции.
– Это напоминание о Франции бросает тень на вашу будущность. Франция принесла нам междоусобную войну, она односторонне толковала договоры и выказывала нам плохую дружбу в тяжелые времена. Можете ли вы сердиться на нас за то, что мы хотим иметь вас целиком, а не вполовину? Что нас оскорбляет, когда эти кавалеры хвастаются, что стоят к вам ближе нашего, – да, когда они намекают, что намерены защищать вас против вас же самих?
Мария покраснела.
– Лэрд Джеймс, – воскликнула она, – вы – мой ближайший родственник, и я назначила вас первым слугою моей короны! Кого обвиняете вы в том, что он нарушил уважение также и ко мне, если оскорбил вас?
– Я ни на кого не жалуюсь, – ответил Стюарт, – я только предостерегаю. Если бы мне понадобилось жаловаться, то я потребовал бы и удовлетворения. Но я не желаю огорчать по пустякам сердце моей королевы.
– Сердце? Милорд Джеймс, моему сердцу ближе те, которые указывают мне средство приобрести любовь Шотландии.
– Неужели это правда? Государыня, сердце королевы – не то, что сердце женщины…
Мария покраснела сильнее под испытующим взором Стюарта; она догадалась, куда он метит, и ее гордость была уязвлена. Неужели Боскозель осмелился похвастаться ее благосклонностью?
– Милорд, – возразила она, поднимая голову, – сердце женщины я оставила во Франции, на могиле моего супруга. Вам следовало бы знать это и щадить меня. Но я угадываю, куда направлено ваше подозрение. Мой секретарь, маркиз Боскозель, тщеславится моим доверием. Неужели он оскорбил вас вновь?
– Он принял за личную обиду необходимый выговор. Прикажите, как мне отвечать. Друга королевы я щажу, а дерзкого француза проучил бы охотно.
– Пусть войдет маркиз Боскозель! – приказала Мария стоявшему у дверей слуге.
Тот вышел в прихожую и позвал маркиза.
Боскозель вошел с высоко поднятой головой, но когда его взоры встретились с пламенным взором Марии, то кровь застыла у него в жилах.
– Маркиз, – заговорила королева, – лэрд Джеймс приносит жалобу на вас. Лэрд Джеймс – мой первый министр, самый ближайший мой поверенный; кто хочет служить мне, тот должен повиноваться ему. Я надеюсь и ожидаю от вашей преданности, что вы избавите меня от печального долга пожертвовать испытанным другом воле моего министра.
– Ваше величество… – запинаясь вымолвил Боскозель, но королева резко перебила его:
– Маркиз, мне не надо ни объяснений, ни оправданий. Пока я прошу. Если же вы принудите меня разбирать ссору, то чашка весов опустится к ущербу чужеземца в этой стране, что было бы очень больно лично мне. Подайте лэрду руку, а милорд Джеймс пускай сочтет это испрошенным у меня удовлетворением.
– Государыня, я оскорбленная сторона; вы требуете слишком многого!
– Маркиз прав, – вмешался Стюарт. – Я употребил выражение, оскорбившее его; по поводу этого выражения, а не сути дела, я готов просить прощения.
– Ах, – улыбнулась Мария, бросая на Боскозеля почти презрительный взгляд, – лэрд Стюарт благороднее вас и действительно предан мне.
Не успела она договорить, как раскаялась уже, что вызвала эту сцену. Боскозель увидел в ее словах вызов выказать себя достойным ее любви, бросился к ее ногам и воскликнул:
– Требуйте моей жизни, она принадлежит вам! Что мне сделать, чтобы примириться с лэрдом Джеймсом, раз вы хотите, чтобы я уступил ему? Лэрд Джеймс, если я вас оскорбил, простите меня. Если вы оскорбили меня, простите, что я не принял покорно стыда. Когда Мария Стюарт требует, я превращаюсь в совершенно безвольного слугу.
Стюарт понял с первого взгляда, что имеет дело с сумасбродом и что королева не разделяет этой страсти. В последнем он хотел убедиться и теперь успокоился.
– Вы видите, – улыбнулась Мария, многозначительно переглянувшись с братом, – что он – фантазер и лишь чересчур поддается бурным вспышкам в своем усердии. Поднимитесь, Боскозель, я хотела примирения с лэрдом, но никак не вашего унижения.
Тут она слегка поклонилась и отпустила их обоих жестом руки.
– Маркиз, – сказал Стюарт, когда они вышли из комнаты, – судя по виденному мною, я сознаюсь, что был к вам несправедлив, и стыжусь триумфа, который, собственно, был поражением для меня. Вы любите королеву, а я – только ее слуга. Значит, вы стоите к ней ближе меня. Согласны вы пожать мне руку?
– Я подал вам ее, потому что так приказала Мария, а теперь подаю добровольно как человеку, знающему мою злополучную тайну. Да, я люблю королеву, люблю до безумия!
– Это в самом деле безумие, потому что она никогда не может принадлежать вам.
– А разве принадлежит мне солнце, луна, звезды? Неужели безумие – поклоняться вечно недосягаемой красоте?