В бой идут...

Босс жестом фокусника извлек второй стакан и, щедро плеснув, толкнул его по столу. Пригубили не чокаясь, причем оба собутыльника даже не поморщились.

— Да, школа-школа, старая школа… — опять рассеяно пробормотал банкир. — Светлана Сергеевна, вы позволите личный вопрос?

— Смотря какой. — Малефисента вновь вступила в свои права.

— Я, естественно, сразу же запросил у референтов справку о вас, уже получил и ознакомиться успел. Разрешите мое недоумение — у вас в личном деле указано, что работали вы уборщицей. Зачем вам этот фуфел? Чай, на дворе не 90-е, подложные документы давно не в ходу.

— Это не фуфел, — невозмутимо ответила стерва. — Я действительно пять лет проработала уборщицей на одном крупном комбинате. Вы правильно сказали про молодых — верхогляды они, глубоко не роют, все бы им побыстрее отчитаться. Вот и ограничились моей последней должностью в трудовой книжке.

— Уяснил, — откликнулся банкир. — Так до того — кем работали?

— А до того — генеральным директором этого комбината.

— Вона как… — протянул Анатолий Михайлович. — Практически коллеги, я тоже в реальном секторе начинал. Кризис 29-го?

— Почти. Передел 31-го. Рейдеры.

— А что ж не отбились-то, с вашей хваткой? На меня тогда тоже прыгнуть пытались, но как прыгнули, так и отпрыгнули.

— Сила солому ломит, Анатолий Михайлович. Весовые категории были больно уж разные.

— Ой, да ладно, вот только не надо меня лечить, тоже мне — пацана нашли. Скажите еще — председатель правительства самолично пришел комбинат ваш отжимать.

Виски тек не бесследно, банкира, похоже, уже повело. Он, не спрашивая, опять плеснул в оба стакана.

— Знаете что, Светлана Сергеевна — я мог бы прямо здесь и сейчас предложить вам очень завидную позицию в своем банке. Очень завидную, за пару лет смогли бы свою богадельню в личную собственность выкупить. Я уже полгода человека туда ищу, а вы подходите идеально. И предложил бы, если бы не ваша фраза про извинения. Я, знаете ли, давно на свете живу, и таких, как вы, видел много. Хотите, угадаю, как у вас на самом деле завод отжали? К вам пришли большие люди, вы уперлись рогом, намеков не понимали, советов не слушали. Стояли до конца, воевали геройски и даже пару раз чувствительно приложили супостата — верю, верю, таланты ваши я оценил в полной мере. Но в итоге все ушло песком сквозь пальцы, и вы остались на бобах. А закончилось это все пятилетней шваброй и самозахоронением живьем в доме престарелых, потому что по-другому закончиться не могло.

Я первый раз видел, как за ледяной маской Королевы проступают эмоции. Похоже, банкир попал в точку и теперь бил по больному.

— Признаюсь, мне только одно непонятно — уборщица. Пять лет с тряпкой… На сломленную вы не похожи. Зачем вам это было надо?

— Не ваше дело. Можете считать это наложенной на себя епитимьей[53].

— Ну и как результат? Обучились смирению?

— Не особо. Но выводы сделала, и кое-что запомнила накрепко.

— Да никаких выводов вы не сделали! — матерый банкир махнул рукой, и снова пригубил. — Говорю же, я таких видел много. Никаких выводов вы не делаете, и ничему не учитесь. Знаете, почему вы здесь работяга, а я герцог; а там я сижу в банке, а вы — в богадельне?

Потому что вы никак не можете понять одну простую истину — в соцпакет любого руководителя входит ложка дерьма. Которую, бай зе вей, периодически приходится съедать — причем улыбаясь и преданно глядя в глаза. Да, потом кормильца можно и нужно накормить дерьмом втрое, но бывают моменты, когда надо отступить. Директор не может быть максималистом, слишком много человеческих судеб на нем завязано. Сколько ваших людей новые хозяева в белый свет голыми с комбината выперли? А у них — семьи, дети, планы, кредиты… Это вы, вы их не защитили! А они на вас, между прочим, надеялись. Казалось бы — что непонятного: ну сделай ты шаг в сторону, пропусти противника туда, куда он так рвется. А потом соберись с силами — и бей насмерть. Нет — упрутся, и стоят на своем, пока их не схарчат.

Он досадливо поморщился, здесь было что-то явно личное.

— А вообще — интересная вы женщина, Светлана Сергеевна. У вас, похоже, талант какой-то — мужчин из нашей семьи на неприятные эмоции разводить.

— А вы — нет! — отчеканила железная бабка. — Неинтересный вы мужчина, Анатолий Михайлович. Я ведь тоже много таких, как вы, видела, и вашу породу знаю. Кстати, и комбинат у меня тогда отжали тоже из-за такого же, как вы — рационально мыслящего. Вот всем вы хороши — и говорите умно, и действуете правильно, и деретесь здорово, я бы очень хорошо подумала — стоит ли с вами в драку лезть. Но — как на духу признаюсь — меня всегда на смех пробивало, когда видела, как вас, таких послушных, с ложечки дерьмом кормят.

— Ага, ага. Зато мы остаемся и делаем дело, а вы — уходите свои белые одежды донашивать да собой, любимым, восхищаться. Ну и чем же вы нас лучше?

— Я не знаю, чем, и не уверена — лучше ли, — медленно проговорила Сергеевна. — Понимаю только, что я дерьма не ем, и поэтому во мне его меньше.

Она провела ладонями по лицу, одним глотком осушила стакан и толкнула его по столу к банкиру.