Увидеть лицо

— Охренела что ли?! — вскрикнула та, отшатываясь назад. Алина кивнула, повернулась и бросилась туда, где секунду назад видела развевающуюся вишневую ткань.

Внезапно музыка стихла. Потом раздался громкий восточный мотив с протяжным завыванием, и на сцене две девушки, обильно сияющие бижутерией и блестками, начали танцевать танец живота. Публика тут же растеклась по своим местам, дабы насладиться этим действом, и Алина сразу же увидела Ольгу, уже собравшуюся юркнуть в какой-то боковой проход, кинулась вперед и почти в полете вцепилась ей в плечи. Девушки покатились по полу, с грохотом уронив несколько стульев. Кто-то восторженно воскликнул:

— Вот это да! Серый, глянь — бабы сцепились!

— Пусти! — прошипела Ольга, пытаясь высвободиться. Выбившаяся угольно черная прядь ритмично колыхалась перед ее лицом, прилипая к губам. Алина вцепилась в Харченко еще крепче. Ольга неистово выдиралась, ткань ее шазюбля угрожающе трещала.

— Ты должна меня выслушать! Давай выйдем и споко…

— Пусти, тварь! Я тебя не знаю!

— Знаешь! Я Алина! Здесь у меня другое лицо, но это я!

Они приподнялись и теперь раскачивались, стоя на коленях, словно исполняли какой-то нелепый танец. Вокруг них уже собралась небольшая толпа, не стремящаяся, впрочем, их разнять, и краем глаза Алина видела, что через зал к ним спешат Валера и охранник-Саня, со зверским выражением лиц. Виталия видно не было.

— Ты в автобусе прожгла себе колготки, на вечеринке была в серебристо-черном платье, ты нашла банку с кислотой, ты провела ночь с Жоркой, ты меня пыталась спасти… — задыхающейся скороговоркой заговорила Алина, пытаясь в крошечный промежуток времени втиснуть как можно больше слов, — а на следующее утро мы нашли задушенную Светку на вешалке, а потом Лифмана проткнуло алебардой! Я была рыжей, а Рощина — блондинкой, а ты была хозяйкой «Вавилона», ты поспорила с Борькой из-за шабли, ты играла на рояле, а Кристинка пела…

На мгновение Ольга перестала дергаться, и ее лицо помертвело. Губы судорожно хватали воздух, немигающие глаза с ужасом уставились на Алину. Потом она завопила — так громко, что перекрыла музыку:

— Это невозможно! Так не бывает!.. Пусти, сука!

Ее рука с согнутыми когтями пальцами с размаха устремилась в лицо Алине. Та машинально дернула головой, но острый ноготь указательного пальца Ольги все же проехался по ее щеке, располосовав кожу до крови. Алина вскрикнула.

— Ах ты, зараза!..

Отпустив Харченко, она отвесила ей увесистую оплеуху, и та свалилась на пол, стукнувшись затылком, и изумленно уставилась быстро моргающими глазами в потолок. Кто-то из зрителей захлопал. Алина быстро склонилась над ней, встряхнула за плечи и жестко сказала в ухо:

— Если тебя все устраивает — живи, как жила! Если нет — завтра, в двенадцать дня, в Пушкинском парке у «одуванчика»! Нам нужна твоя помощь! Это был не совсем сон!..

Чья-то рука схватила ее за плечо и вздернула на ноги. Перед глазами Алины появилось разъяренное лицо глыбообразного охранника, но он тут же отпустил ее и с коротким болезненным криком устремился на пол, чуть не придавив уже начавшую ворочаться Ольгу. Виталий, принявший непосредственное участие в этом происшествии, сжал запястье Алины и дернул, рывком увлекая ее за собой.

— Прости, старик!.. — бросил он на ходу Валере, который качнулся в сторону, давая ему дорогу, и укоризненно проорал вслед:

— Вот не можешь ты без этого, да?!..

Алина, задыхаясь, изо всех сил старалась поспеть за собственной рукой, зажатой словно в тисках. Виталий ловко лавировал между столиками, у нее же лавировать не получалось, ее бросало из стороны в сторону, и она на ходу бросала людям, об которых то и дело стукалась:

— … простите!.. извините!.. простите!..

Валера и очухавшийся Саня мчались следом — Валера больше для вида, тогда как второй охранник был полон энтузиазма выполнить свой служебный долг. Но сделать это ему так и не удалось — когда они достигли дверей и выскочили на улицу, то увидели лишь габаритные огни джипа, стремительно уносящиеся прочь от «Седьмого неба» к трассе, где этих огней текла целая река.

— Ушли, — негромко, с плохо скрываемым облегчением заметил Валера, вытирая вспотевший лоб и глядя, как следом за джипом к потоку огней торопливо катит пыльный старенький «москвич». — Ну, блин, затейливо гудят однополчане!..

Глыбообразный коллега мрачно сказал, потирая ноющее запястье правой руки:

— Так и знал, что не надо было эту бабу сюда пускать!

* * *

Алина, морщась, осторожно вытирала носовым платком залитую кровью щеку, с досадой глядя на себя в зеркало. Ноготь Ольги оставил длинную глубокую царапину, рассекшую щеку от подбородка почти до уголка левого глаза. Царапина горела огнем и беспрерывно оплывала кровью, словно у Харченко на пальце вместо ногтя было острейшее лезвие. Алина искренне надеялась, что и Ольга сейчас испытывает болезненные ощущения. Ладонь после оплеухи неприятно ныла — значит, оплеуха удалась на славу.

Виталий, который вел машину, поджав губы, покосился на нее, потом зло спросил:

— Больно?

— Больно.