Увидеть лицо

— Я ничего не понимаю! Какой Лешка?! И вообще… как это все?!.. Почему вы и там, и здесь?!.. Мне кошмары снятся каждую ночь… как все умирают… как я умираю!.. Я ходила к психиатру, так он сказал…

— Слушайте, поехали отсюда, а?! — нервно произнес Алексей, заметивший, что на громкий истеричный голос Кристины в окнах дома появляется все больше и больше заинтересованных лиц, и многие выходят на балконы, чтобы узнать, по какому поводу крик. — На нас уже народ смотрит! Еще ментов вызовут!.. Пусть она орет в каком-нибудь другом месте!

— Предложение не лишено здравого смысла, — заметил Жора, выбрасывая окурок. — Виталя, ты говорил про какое-то место. Давай туда.

— Да, только вначале заедем за Сливкой, — Виталий отпустил Кристину и кивнул на «Ниву». — Полезай, поедешь с Олегом.

— Мне кажется, Петька с нами не поедет, — сказала Алина, поворачиваясь к джипу. — Помнишь, что он сказал…

— Если он откажется, я дам ему по голове и увезу в бессознательном состоянии! — огрызнулся Воробьев, открывая дверцу. — Нет у меня времени расшаркиваться! Кончилось время!

— Старые добрые методы! — Алина хмыкнула, садясь в машину. Виталий, упав на свое место, зло хлопнул дверцей, положил ладонь на руль, потом, не оборачиваясь, глухо произнес:

— Если бы мы успели ее найти, она бы была жива, понимаешь?! Жива! Несколько часов! Всего несколько часов!

— Хватит самобичевания! — резковато сказал Жора. — Не мы виноваты!

Виталий неопределенно покачал головой и тронул машину с места. Алина отвернулась к окну, потом закрыла глаза, и под ее опущенными веками Света Бережная, живая и невредимая, в золотистом коротком платье танцевала самбу на узорчатом паркете, лихо вращая бедрами и улыбаясь, — Света, которая единственная из всех останется в памяти неизменной, худенькой, застенчивой, хорошенькой девчонкой, в жизни которой самое плохое, что было, это гаснущие лампы, которые, рано или поздно, зажигались снова.

* * *

Это было яркое, кирпично-красное приземистое здание, спрятавшееся неподалеку от набережной среди старых ив, возле маленького тихого парка, названия которого никто не помнил, возможно, его никогда и не было. Давным-давно здесь располагался районный комитет ЛКСМ, потом его сменила нотариальная контора, продержавшаяся до начала девяностых, после чего кирпичный дом попеременно арендовали бесчисленные фирмы и фирмочки. Позже его выкупил некий бизнесмен, но никто так и не узнал, что он собирался там устроить, поскольку бизнесмен скоропостижно скончался, и весь прошлый год дом простоял в запустении, печально глядя сквозь оконные решетки зияющими в стеклах дырами, пока несколько месяцев назад с помощью неких денежных манипуляций не перешел во владение Воробьева и его компаньона, и теперь окна дома были заклеены газетами, а тяжелая железная дверь была надежно заперта. Виталий рассказал эту краткую историю, отпирая замок. На любопытствующие вопросы, что именно он собирается устраивать в этом доме, им был дан лаконичный ответ: «Не ваше дело».

Алина, заходя последней, оглянулась на гибкие ивы, печально свесившие ветви почти до земли, на парк, в котором бродило лишь несколько человек, казавшихся отсюда маленькими фигурками, и удовлетворенно подумала, что место выбрано хорошо — тихо, спокойно, никто не будет им мешать и никто не услышит, если кто-нибудь из них снова впадет в истерику или сцепится друг с другом. Подобные дела следует решать в полном уединении.

Она не знала, что в не столь отдаленном будущем очень сильно об этом пожалеет.

* * *