Увечный бог. Том 2

В конечном счете война была освободительной. Жители Коланса вышли из города и за пять дней упорного труда превратили ямы, валы и редуты в длинные курганы. В трех из них были погребены жертвы Битвы за Благословенный дар – летерийцы, болкандцы, гилки и теблоры, сражавшиеся с армией брата Усерда. У подножия разрушенного Шпиля тоже выросли три больших земляных насыпи, посвященные павшим имассам, яггутам, к’чейн че’маллям и колансийцам, а рядом с ними – скромная могила, где покоились двое малазанцев. Именно к ней направлялась небольшая процессия.

На почтительном расстоянии, возле брошенных рабочих лагерей, стояли владыка Нимандр, его дядя Силкас Руин и Корлат. Вместе с Клещиком, Десрой и Апсал’арой они сопровождали солдат капитана Скрипача в долгом и утомительном путешествии к побережью.

Оплакивать гибель храбрых мужчин и женщин – даже ящеров, взращенных для войны, – не требовало волевых усилий. Нимандр вовсе не стыдился своих слез, когда услышал об истреблении переродившихся имассов. Те, кто выжил, несколько дней назад удалились на север – якобы на поиски своего вождя, чья судьба так и оставалась неизвестной.

А брат отца горевал о гибели старого товарища – Туласа Остриженного – в драконьей Войне Пробуждения. Меч на бедре Силкаса Руина по-прежнему заключал в себе души трех выживших элейнтов из Куральд Эмурланна. Каким образом они там оказались, Нимандр так и не понял, а дядя был, как обычно, немногословен.

С востока приближалась еще одна свинцово-серая гряда туч. Значит, снова будет дождь. Нимандр посмотрел на Корлат – Сестра Холодных Ночей была поглощена каким-то своим внутренним горем. Фигуры в отдалении обступили могилу. Корлат было сделала шаг к ним, но тут же замерла.

Нимандр позвал ее по имени, та вздрогнула и повернула к нему заплаканное лицо.

– Владыка?

– Негоже нам навязывать свое присутствие в такой час.

– Понимаю.

– Однако отдать дань почета и уважения все равно до́лжно. Могу ли я попросить тебя, Сестра Холодных Ночей, присутствовать от нашего имени на их церемонии?

Лицо Корлат вдруг разгладилось, и сквозь слезы вновь проступила неописуемая красота.

– Владыка, я пойду немедля.

Поклонившись, она ушла в сторону кургана.

– Ваш отец, владыка, всегда ее выделял, – заметил Силкас Руин.

– Она отдала свое сердце человеку – малазанцу, что погиб во время битвы за Черный Коралл.

– Полагаю, – произнес белокожий тисте анди, помолчав, – то был… выдающийся воин.

– Думаю, да.

– Мое знакомство с малазанцами было кратким. Я видел их обмундирование, когда… собирался уничтожить Летерас. Сказать, что они заслужили мое уважение, – значит ничего не сказать. По своей воле я бы ни за что не стал с ними связываться.

Нимандр смотрел на дядю пораженно.

И без того оробелая, Корлат совсем замедлила шаг, когда увидела впереди группу командиров и благородных особ. По левую руку от дороги стояли шеренги малазанцев, которых называли Охотниками за костями. На возвышении за ними разместилась вторая и куда более многочисленная армия, именуемая Войском.

По правую руку выстроились ящеры – солдаты Ве’гат и охотники К’елль – во главе с Матроной. Из-за их спин наперерез Корлат вышла женщина человеческой расы.

Может, присутствие человека придаст ей сил? В противном случае Корлат боялась, что не дойдет. Сердце ее как будто было нараспашку, хотя она-то думала, что самая страшная скорбь позади. Однако при виде тех самых малазанских морпехов – Вала, Быстрого Бена, Калама – старые раны вскрылись вновь. Те тоже заметили Корлат, но удостоили ее лишь приветственным кивком. Такая дистанция, надо признать, несколько задевала.

Возможно, они думали, что Корлат хочет увести у них сержанта. Или даже винили ее в его смерти. А вот теперь ей придется снова встретиться с ними у могилы двух морпехов.

Она выбрала темный гладкий камешек из своей небольшой коллекции. Она знала, как люди умиляются, глядя на кожаные мешочки, что тисте анди всегда носят с собой. Камни в них обозначают тех, кому владелец отдавал свое сердце. У Корлат их было совсем немного: один – для Аномандра Рейка, один – для Орфантала, ее погибшего брата, один – для Спиннока Дюрава, который не обращал внимания на ее низкое происхождение. И еще один – для Скворца. Не хватало, пожалуй, только двух: для королевы Йан Товис и для владыки Нимандра.

Ими не разбрасывались. Отдать такой камень значило отказаться от любви и навсегда о ней забыть.

С другой стороны, глупо было находить камень для человека, чью любовь Корлат знала так недолго. Он не чувствовал – и не мог чувствовать – того же, что чувствовала она. У них просто не было времени построить что-то долговечное.

А потом он умер, словно бросил ее и оставил с камнем – с безжизненным, твердым камнем, в который превратилось ее сердце.

«Мертвые забывают нас, – говорил Галлан. – Именно поэтому мы и боимся смерти».