Это выглядело очень похоже на сигнал, означающий: «Смерть «Талибану». Определенно, он показывал, что не является одним из них и даже не сочувствует им. Я попытался вспомнить, говорили ли пастухи «нет «Талибан». И был почти уверен, что нет. Сейчас все было по-другому. Но я все еще был запутан, не уверен, ослаблен и продолжал спрашивать: «Талибан»? «Талибан»?»
«Нет! Нет! Нет «Талибан!»
Думаю, всего несколько минут назад меня бы это устроило, прежде мыслей о Последнем Рубеже Майки и так далее. Но теперь у меня началось помутнение рассудка. Я видел, как их предводитель подходит ко мне. Он улыбнулся и сказал, что его зовут Сарава. Он был деревенским врачом лет тридцати – тридцати пяти, довольно крупным для афганца, с высоким лбом. Он немного говорил на ломаном английском. Помню, я еще подумал, что он не кажется похожим на доктора, во всяком случае, не здесь, на краю горы. Он больше походил на следопыта.
Но что-то в нем было такое… Он не был похож на члена «Аль-Каиды». Я видел уже целую уйму талибов, а он был ни капельки не похож ни на одного из них. В его глазах не было надменности или ненависти. Если бы он не был одет, как главарь бандитов из фильма «Убийство в Хайберском перевале», он мог бы быть и американским профессором университета, державшим путь на мирный съезд.
Он поднял свою свободную белую майку, чтобы показать, что под ней не было пистолета или ножа. Потом он раскинул руки широко перед собой, думаю, в качестве знака «Я здесь как друг».
У меня не было другого выхода – только довериться ему. «Мне нужна помощь, – сказал я, делая ударение на фразе, которая должна была подчеркнуть и без того очевидное. – Больница, вода».
– Хах? – сказал Сарава.
– Вода, – я повторил. – Мне нужна вода.
– Хах? – снова сказал Сарава.
– Вода, – крикнул я, указывая на озерцо.
– Ааа! – вскрикнул он. – Гидрат!
Я не мог сдержать тихого смеха. Гидрат! Кто этот сумасшедший дикарь, понимающий только длинные слова? Сарава подозвал парня с бутылкой. Думаю, он наполнил ее свежей водой из ручья. Афганец отдал ее мне, и я выпил аж две большие бутылки.
– Гидрат, – сказал Сарава.
– Ты правильно понял, друг, – кивнул я.
Дальше мы стали вести беседы на универсальном языке, который используется, когда никто не знает ни слова из родного языка своего собеседника.
– Я ранен, – сказал я и указал на свою рану, из которой так и не переставала течь кровь.
Он осмотрел ее и строго кивнул, будто подтверждая, что мне очень нужна медицинская помощь. Только небесам было известно, насколько сильно нога будет поражена инфекцией. Грязь, пыль и глина, которыми я заткнул дыры, ничего хорошего не сулили.
Я сказал, что тоже доктор, надеясь, что это может как-то мне помочь. Я прекрасно понимал, какое возмездие ждет не подчинявшуюся талибам деревню, укрывающую американского беглого солдата, и молился о том, чтобы они не оставили меня здесь.
Как же мне теперь было жаль, что моя аптечка потерялась на горе, когда мы падали с Майки, Аксом и Дэнни. В любом случае, Сарава, казалось, верил, что я доктор, хоть он вроде бы и знал, откуда я пришел. С помощью жестов и очень немногочисленных слов он сообщил мне, что знал все о перестрелке в горах. И он все продолжал указывать прямо на меня, словно в подтверждение того, что я был одним из сражавшихся.
Их местный телеграф, из кустов, должно быть, фантастический. Здесь не было никаких средств быстрой коммуникации – ни телефонов, ни машин, ничего. Только пастухи, бродящие по горам, передавали друг другу необходимую информацию. Этот Сарава, вероятно, находился за много километров от места действия, сейчас рассказывал мне о битве, в которой я сражался еще вчера.
Он одобрительно похлопал меня по плечу, а потом удалился для совещания со своими друзьями из деревни, пока я говорил с другим парнем.
У него был только один вопрос, но он никак не мог задать его, пытаясь связать несколько английских слов так, чтобы было понятно. В конце концов, я понял, что он хотел узнать: «Это вы те сумасшедшие, которые упали с горы? Очень далеко. Очень быстро. Очень смешно. Вся моя деревня видела. Очень хорошая шутка. Ха! Ха! Ха!»
Боже правый! Ой, то есть Мухаммед! Или Аллах! Кто здесь у них главный. Этот парень действительно был из деревни пряничных домиков.
Сарава вернулся. Мне дали еще воды. Он снова осмотрел мою рану. Афганец нахмурился. Но у него были гораздо более важные вещи для обсуждения, чем состояние моей задницы.
Я, конечно, этого не понимал. Но решение, которое принимали Сарава и его друзья, предполагало большую ответственность и, вероятно, влекло за собой серьезные последствия. Они решали, брать ли меня с собой в деревню. Помогать ли мне, давать ли приют и хлеб. И что самое главное – защищать ли меня.
Эти люди были пуштунами. Большинство воинов, которые сражались под знаменем бывших правителей Афганистана, и немалое количество бойцов «Аль-Каиды» бен Ладена были членами этого строгого и древнего племени. В Афганистане жили почти тринадцать миллионов пуштунов.