Уцелевший

Единственное, что я понимал, – мне нужно хорошенько напиться воды, потом попытаться привлечь внимание вертолетов и добраться до больницы. В противном случае я считал, что не смогу выжить. Я решил продвинуться вверх на несколько метров, туда, где вода стекала со скалы и где образовалась небольшая заводь. Я опустил в нее голову и пил. Это была самая вкусная вода, которую я когда-либо пробовал.

Только начав наслаждаться этой роскошью, я заметил, что прямо надо мной стоят три парня, и двое из них – с автоматами в руках. На какую-то секунду я подумал, что у меня галлюцинации. Я остановился. Помню, как начал говорить сам с собой, просто бурчать что-то невнятное, колеблясь между реальностью и сном.

Потом до меня дошло, что один из них что-то мне кричал. Наверное, я должен был понять, что именно, но в моем состоянии полузабытья воспринять его слова у меня не получалось. Я напоминал смертельно раненное животное, готовое драться до конца. Тогда я ничего не понимал – ни протянутую руку дружбы, ни человеческого сострадания. Единственное чувство, на которое я мог реагировать, была угроза. Все вокруг было угрозой. Загнанный в угол. Испуганный. Внезапно в ужасе от надвигающейся смерти. Готовый наброситься на кого угодно. Все это был я.

Единственная мысль мелькала в голове: «Я убью этих парней, только дайте шанс». Я откатился от озерка и поднял ружье в огневую позицию. Потом я начал уползать за камни, все время ожидая, что залп пуль из автоматов полетит прямо в меня и, наконец, прикончит.

Но я решил, что выбора у меня нет. Я должен был рискнуть быть убитым этими парнями, чтобы иметь возможность стрелять в ответ. Я смутно помню, что этот первый дикарь все еще кричал на меня во все горло, в прямом смысле орал. Какую бы хрень он там ни нес, она казалась незначимой. Но звучала его речь так, словно он был разъяренным отцом одного из афганских юношей, которых убили на поле боя люди из 10-й роты SEAL. Может быть, даже я.

Я двигался медленно, превозмогая ужасную боль, почти вслепую, к большим камням наверху, и тут у меня в мыслях промелькнуло, что если бы эти парни действительно хотели меня пристрелить, то уже давно бы это сделали. По сути, они могли убить меня в любую секунду. Но я слишком долго убегал от талибов. Все, о чем я мог думать, – это прикрытие и хорошая позиция, с которой можно было ударить в ответ.

Я щелкнул предохранителем на ружье и продолжал ползти, прямо в угол, окруженный огромными валунами со всех сторон. Это был он. Последний рубеж Маркуса. Очень медленно я наполовину откатился, наполовину развернулся, чтобы снова столкнуться лицом к лицу с моим врагом. Вот только мои враги разошлись по разным углам. Три парня как-то оказались передо мной, окружили меня: один слева, один справа и один стоял посередине. «Боже, – подумал я, – у меня осталась только одна граната». Это проблема. Большая проблема.

Потом я заметил, что у меня есть проблема посерьезнее – она показалась на открытой части горы. Ко мне приближались еще три парня с автоматами, перекинутыми за спину. Они слишком широко разошлись и каким-то образом забрались вверх по склону и расположились позади меня. Никто не стрелял. Я поднял ружье и навел его на человека, который до сих пор кричал на меня. Я попытался взять его на мушку, но он быстро спрятался за большим деревом, и в итоге я целился в пустоту.

Перевернувшись на живот, я попытался оценить расположение остальных, но кровь из раны на лбу все еще стекала по лицу, мешая обзору. Кровь струилась из ноги и окрашивала глину под ней в красный цвет. Я не понимал, какого черта происходит, кроме того, что я был на какой-то битве, которую, очевидно, скоро проиграю. Вторая тройка парней легко и быстро спускалась сверху, к камням позади меня.

Человек, прятавшийся за деревом, теперь снова вышел на открытый участок и все еще кричал что-то, стоя с опущенным автоматом в руках. Я догадался, что он требует моей капитуляции. Но даже этого я сделать не мог. Лишь знал, что мне отчаянно нужна помощь или я умру от потери крови. А потом я сделал то, о чем никогда не думал за все годы службы. Я опустил винтовку. Побежден. У меня в глазах все начало вращаться, и я боролся со слабостью, чтобы снова не отключиться.

Теперь, лежа в грязи, истекая кровью и все еще крепко держа ружье, я не совсем сдался, но уже был не в силах сражаться. Я был на грани, мое сознание отказывалось воспринимать реальность, и я все пытался понять, что кричал мне афганец.

«Америка! Хорошо! Хорошо!»

До меня, наконец, дошло. Эти ребята не хотели причинить мне вреда. Они просто на меня наткнулись. Они не преследовали меня, у них не было намерений меня убивать. Из-за последней пары дней я был к подобной ситуации не готов. Но мысль о вчерашних пастухах все еще ясно горела в моей голове.

– Талибы? – спросил я. – Вы талибы?

– Нет «Талибан»! – крикнул человек, который, как я заключил, был у них главным. Он провел боковой частью ладони по горлу, еще раз сказав: «Нет «Талибан»!»