Уцелевший

Темнело все сильнее, но я начал различать звуки редких вертолетов над горами, обычно летающих довольно высоко. И когда я слышал этот звук рядом, то тут же включал свои огни и радиомаяк, пытаясь привлечь внимание, как мог – я все еще был ходячим сигналом тревоги. Но меня никто не слышал. Мне начинало казаться, что никто не верит, что я жив. И это была очень грустная мысль. Здесь вообще очень тяжело кого-либо найти, даже если на поиски в эти бесконечные горы отправить всю базу «Баграм». Но если к тому же все считают меня мертвым, это точно конец. Я испытывал чувство абсолютной безнадежности. Но хуже всего было то, что я ослаб, испытывал дикую боль и понял, наконец, что никогда не доберусь до вершины горы. Может быть, мне бы это и удалось, но левая нога, искалеченная взрывом той гранаты, не выдержала бы такого подъема. Я мог лишь продолжать бродить вправо-влево от горы, безуспешно бороться с отвесным уступом, спускаться, подниматься и надеяться, что у меня еще есть шанс. Я все еще истекал кровью и все еще не мог говорить. Но все прекрасно слышал. Я слышал своих преследователей, слышал, как они переговариваются между собой. Помню, еще подумал, что это очень странно, ведь обычно они движутся в абсолютной тишине. Помните пастухов? Я не слышал, как первый из них подошел, до тех пор, пока он не оказался всего в метре от меня. Они всегда передвигаются мягкой поступью, эти худые и маленькие люди без лишней ноши – даже без воды.

Когда афганцы путешествуют, они несут только свое оружие и патроны, больше ничего. Один парень несет воду на всех; второй – запасные патроны. Таким образом главные силы двигаются очень быстро, очень мягко. Они прирожденные охотники, могут найти след даже на самой сложной местности и выйти прямо на жертву.

Конечно, в том случае, если они преследуют одного из своих. Преследовать огромную стокилограммовую тушу, которая поскальзывается на каждом шагу, падает, ломает ветки и вызывает целые оползни из непрочной земли, как я – это, наверное, мечта афганских следопытов. Даже я понимал, что шансы оторваться от них приближались к нулю.

Может быть, эти переклички, которые я слышал, были ненастоящими командами. Может быть, это были взрывы сдержанного смеха над моими ужасными успехами в скалолазании. «Подождите, пока рассветет, – думал я, – наши шансы быстро станут равными». Это при условии, что они не застрелят меня первыми, еще в темноте.

Я продолжал огибать гору. Далеко внизу виднелся свет пары фонарей, и мне казалось, что я вижу мерцающее пламя огня. Должно быть, это был самый край долины, и теперь я хоть немного представлял, где находится ровная земля. На самом деле у меня было впечатление, что место, где я стоял, представляло собой плоскую поверхность, хотя это было не так. Я остановился на минутку, чтобы посмотреть вниз, в долину, в надежде приметить хоть какой-нибудь признак присутствия моих врагов, но я все еще не видел почти ничего, кроме фонарей и костра, и все это находилось внизу, в полутора километрах от меня.

Я еще раз собрал силы и шагнул вперед. За короткую долю секунды я понял, что шагнул в бездну. Просто упал с горы, и теперь летел по воздуху, а не катился по земле. Я упал на уступ с ужасающим стуком, от удара перехватило дыхание. Потом я покатился через поросль молодых деревьев, пытаясь зацепиться за что-нибудь и остановиться.

Но я двигался слишком быстро, еще и набирал скорость. Я беспомощно упал с очередного выступа скалы, который под конец выровнялся на несколько метров, и это позволило мне замедлить падение. Наконец я остановился на краю еще одной пропасти, которую скорее ощущал, чем видел. Я лежал, ловя ртом воздух, целых двадцать минут, до смерти испугавшись, что могу быть полностью парализован.

Но нет. Я мог стоять. И при мне все еще была винтовка, хотя стробоскоп где-то потерялся. Теперь предстояло вернуться туда, откуда я упал. Чем ниже расположение на этой горе, тем меньше у меня шансов на спасение. Надо идти вперед, так что пришлось снова подняться на ноги.

Я карабкался, поскальзывался и все равно полз еще два часа до тех пор, пока не вернулся примерно в ту точку, откуда сорвался. Теперь было около двух часов ночи, и я шел вверх уже довольно давно, может, шесть или семь часов. Боль становилась просто дьявольской, но я все еще чувствовал левую ногу, и это приносило небольшое облегчение.

Армия талибов все еще шла за мной. Их было хорошо слышно, и чем выше я взбирался, тем громче слышал, будто они ждали меня наверху. Теперь их было определенно больше, чем два часа назад. Они были повсюду, все больше и больше людей отправлялись на мои поиски, где-то метрах в семистах от меня начали лаять собаки. Я уже слышал шум ручья, в который приземлился вчера днем. На берегах его лежали тела моих друзей. Несмотря на дикую жажду, я не мог заставить себя пойти на поиски ледяного течения, несущегося вниз по скалам. Это была единственная вода на Земле, которую я не мог пить, вода из ручья, который протекал рядом с телами Майки, Дэнни и Акса. Надо найти другой источник.