Уцелевший

— Да, теперь понимаю... Некоторое время спустя пришлось возвращаться в Лондон. Моката немедленно объявил, будто и его вскоре призовут туда же срочные и важные дела. Я, разумеется, предложил свое гостеприимство. Двумя неделями позднее Моката позвонил по телефону и велел незамедлительно сбывать с рук все пакеты акций. Предложение было сумасшедшим, но я вспомнил венецианское зеркальце и решил рискнуть. Биржевой крах воспоследовал через три дня...

— После чего ты доверился Мокате всецело.

— Да. Предложил выехать из гостиницы, остановиться у меня. Специально купил особняк в Сент-Джонс Вуд, ибо новому приятелю требовались определенные условия, чтобы творить заклинания. С тех пор едва ли не каждую ночь мы проводили в обсерватории...

Откашлявшись и закурив новую сигару, де Ришло спросил друга:

— Следует полагать, именно тогда и начались милые забавы с черной магией?

— Да... Но я не сразу понял, куда клонится дело. Однажды Моката попросил меня прочитать «Отче наш» задом наперед. Я слыхивал о подобных вещах, смутился... но Моката сказал: какая разница, ты ведь не христианин!

— Будь ты хоть эллином, хоть иудеем, это кощунство обладает огромной мощью — черной, разумеется. И вредит святотатцу независимо от вероисповедания или даже полнейшего неверия. Продолжай.

— Он утверждал, что черной магии вообще не существует. Что есть просто магия, — ни белая, ни черная, — просто наука обуздывать потусторонние силы и ставить их себе на службу...

Де Ришло зубами заскрипел от ярости:

— Вот так и ловят самонадеянных недоучек, страдающих излишним любопытством! Тебя на мякине провели, дья... Ох! Прости, Саймон... Продолжай.

— Недели напролет я навряд ли точно сознавал, что делаю. Моката и тот... кого он призывал... все время допытывались...

— О чем?

Глубоко вздохнув, точно перед прыжком в воду, Саймон произнес:

— Мне показывали в зеркале... Я уже существовал на земле прежде... очень давно. Я видел вещи странные и чудовищные, нападал и убивал, насиловал и спасался бегством, охотился и пьянствовал. Я был умен, огромен ростом, силен как бык... Я и сейчас, наяву, в здравом уме и трезвой памяти, тоскую по женщине, которую любил тогда...

— Продолжай.

— Образы сменяли друг друга довольно отрывочно и бессвязно, как ни бились Моката и вызванный им дух. А оба просили только одного: припомни, пожалуйста, припомни, куда подевал кожаный чехол, снятый с убитого...

— Господи помилуй! — внятно и громко сказал де Ришло.

— Однажды Моката, совершенно измученный непрерывными заклинаниями, начал истерически орать что-то насчет испанского волка, ограбившего его, а потом не пожелавшего перервать горло белой курочке. Вопил насчет преисподней злобы, орал о мести какого-то беспощадного повелителя провинившемуся слуге. Я ни бельмеса не понял во всей этой чуши. Тогда Моката взял меня за левую руку и проникновенно молвил: «Ты вспомнишь, но при сочетании Сатурна с Марсом. Нет иного пути, ограда крепка, оборона могуча...»

— Еще о Мокате. Как можно подробнее, пожалуйста.

— Наберется немного, к сожалению. Настоящее имя — Дамьен, по национальности француз, однако родился от ирландской матери. Получил духовное образование, даже был рукоположен в сан, — только предпочел вести светскую жизнь.

Герцог кивнул:

— Безусловно. Лишь снявший рясу священник в состоянии совершить черную мессу по всем правилам. Припоминай дальше! Каждый клочок сведений может оказаться бесценным! Ты в безопасности, но ей легко и быстро придет конец, если Моката дождется ночи и употребит все свое пагубное влияние.

Поерзав на шероховатом песчанике алтаря, Саймон заговорил опять:

— Обаятельная личность, если не считать злоупотребления одеколоном, от которого расчихаться впору, и частых запоев, когда Мокату можно сыскать чуть ли не под забором или в канаве. Обожает сладости. Засахаренные фрукты и марципан прибывали в Сент-Джонс Вуд из Парижа не реже двух раз в неделю, огромными ящиками — и уничтожались полностью.

— Превосходный гипнотизер. Постоянно узнает о последних событиях в Берлине, Москве, Париже, Нью-Йорке через женщин-медиумов. Лучшая из них — Танит, очаровательное создание лет двадцати — двадцати трех.

* * *

— Я видел ее на вечеринке в Сент-Джонс Вуд, — медленно ответил герцог.

— Моката использует ее чуть ли не той же легкостью, с какою снимает телефонную трубку. Восприимчивость у девушки просто изумительная. А у прочих — вечные срывы да незадачи.

— Он и тебя гипнотизировал?

— Конечно. Когда выспрашивал о кожаном чехле и талисмане.

— Каком еще талисмане? — выпрямился и насторожился де Ришло.

Улыбающийся от уха до уха Рекс объявился меж отвесных каменных глыб, осторожно, словно пару младенцев, прижимая к обширной выпуклой груди два больших свертка.

— Извольте облачаться, милостивый государь, — объявил он торжественно. — А то смахиваете на калифорнийского хобо.

— На кого?