Уцелевший

Решал самую сложную тактическую задачу, выпавшую на долю в его обильной приключениями жизни записного, профессионального бойца. Размышление требовало известной сосредоточенности, и кастилец почел за благо изобразить усталость, прильнуть к Эрне, полагаясь на изобильный и отнюдь не благочестивый опыт собственных воинов, не способных заподозрить командира в неподобающей чувствительности.

Алонсо и Хуан. Двое самых никчемных, вялых, робких. Жаль, ах, как жаль!.. Окаянный жребий! Наикрепчайшие бойцы остались там, за стенами хижины. Лежат, сукины дети, сил набираются... Родриго едва не скрипнул зубами. Эрна истолковала его нежданное напряжение по-своему; тихо потерлась щекой о плохо выбритое, желанное лицо.

«Бог ты мой, девочка ведь уверена, что за мною ринутся остальные...»

С силами у самого Родриго было скверно. Тем не менее, выхода не оставалось.

— Эгей, братцы, — позвал он негромко.

Алонсо и Хуан приподнялись.

— Два слова на ухо.

Баски ухмыльнулись. Алонсо — от чистого сердца, Хуан — по обязанности. Кастилец отпустил баронессу, медленно отстранился, встал на колени.

— Ко мне, ребятки.

Две лохматых головы приблизились к испанцу, две пары ушей навострились, готовые услыхать еще неведомую но, безо всякого сомнения, весьма пикантную речь, — возможно, похабное распоряжение.

Родриго ласково положил обе ладони на затылки боевых друзей.

Слегка откинулся.

Выпуклые стальные мышцы резко сократились.

Двое немудрых лбов ударились друг о друга с отчетливым лязгом, хрустнули, подались. Два мертвеца обрушились на ложе. Хуан изогнулся и откатился ко внешней стене. Толстый Алонсо остался лежать где упал. Во мгновение ока испанец ухватил убитого и швырнул влево, прямо на разметавшуюся меж очагом и постелью, отдыхавшую Иветту.

Очередной женский вопль не мог удивить никого из остававшихся снаружи.

— Молчать, убью! — прошипел Родриго служанке. Затем, поглядев на привскочившую от ужаса Эрну, тихо добавил:

— Хочешь вырваться отсюда — лежи смирно!

Помолчал мгновение и сказал:

— Объясняться будем чуть позже.

* * *

— Разумеется, ищем, — с готовностью ответил Рекс.

— Кто его только не имьел искать! — вздохнула старуха. — И только le petit Juif[18] способен обнаружить мьесто...

— Да уж...

— Ви пробовали взивать к Сатурну?

— Пробовали. Да вышло не совсем по-нашему, — наобум ответил ван Рин.

Американец мучительно гадал, о чем заводится речь.

— Ви удостоверились в свежести алоэ и мастики? — Треклятая ведьма явно собиралась продолжать расспросы.

— Да, лично удостоверился, — выдавил Рекс.

— И планьета стала правьильно располагаться в доме Козьерога?

— Еще бы!

— Простите за глюпий вопрос, но ви не забили совьершать возлияние Влядичице Бабалонне?

— Опомнитесь!

— Тогда, бить можьет, периоды безмолвия затьянулись?

— Возможно...

Графиня д’Юрфэ согласно кивнула:

— Безмолвие, — медленно изрекла она. — Безмолвие. Это всегда есть било главным препьятствие в Ритуале Сатурна...

Однако ви и ваш друг храбрие люди, если становиться поперьек пути господьину Мокате! Он очьень, очьень могучий!

— Господина Мокаты мы не боимся, — уверенно бросил Рекс. Припомнил недавнюю беседу с де Ришло и добавил: — Видите ли, герцог разбирается в Искусстве лучше прочих. Он — Ipsissimus.

* * *

Одевался Родриго с великим проворством. Пожалуй, никогда во всей многогрешной жизни своей не облачался испанец так быстро. Натянув штаны и куртку, он обыскал одежду павших от начальнической руки приятелей, извлек из ножен меч покрепче и поухватистее, проверил на ощупь. Лезвие резало ноготь, словно бритва.

— Лежи смирно, — повторил Родриго де Монтагут-и-Ороско. — Говорить начнем после.

Эрна поглядела на кастильца и ничего не ответила. События менялись чересчур быстро для се все еще отуманенного нежданным наслаждением разума.

Дверь хижины беззвучно затворилась за широкой спиной Родриго. Рыцарь устало зевнул, потряс головой и двинулся к удобно расположившимся на прогалине товарищам, сведя за спиною натруженные руки.

— С успехом, капитан, — подобострастно молвил юный Мигель.

— Спасибо, дружок, — невозмутимо сказал Родриго.

Руки капитана выскользнули из-за спины. Две обтянутых кабаньей кожей рукояти крутнулись в пальцах, принимая боевое положение, и одновременно два блестящих в свете гаснущей над верхушками деревьев зари лезвия хлестнули влево и вправо.

Балагур и наглец Гонсало погиб первым. Короткий широкий меч развалил череп молодого баска верным, падающим сверху вниз ударом. Второй клинок метнулся по горизонтали — Родриго берег заветный прием до лютой минуты и никому, никогда, ни при каких обстоятельствах не выдавал своего редчайшего умения разить в разные стороны по разным линиям — навык, объясняемый исключительными природными свойствами, а также наработанный долгими и усердными упражнениями в смертоносном искусстве рукопашного боя. Диего рухнул, даже не успев изумиться.