Утро помещика

Si vous aviez pu voir seulement Давыдка Козелъ et Иванъ Блый – deux de mes paysans – et la vie qu’ils mènent avec leurs familles je suis sûr que la vue seule de ces deux malheureux vous aurait mieux convaincu que tout ce que je pourrai dire pour vous expliquer ma résolution. N’est-ce pas mon devoir le plus sacré que de travailler au bonheur de ces 700 personnes, dont je dois être résponsable devant Dieu? N’est-ce pas une horreur, que d’abandonner ces pauvres et honnêtes gens aux fripons d’Упpaвляющie et старосты, pour des plans de plaisir ou d’ambition? Si je continue mes études, si je prends du service comme Nicolas, si même avec le tems (je que vous faites des plans d’ambition pour moi) j’occupe une place marquante, de quoi cela m’avancera-t-il? Les affaires dérangés à présent sans ma présence se dérangeront à un tel point, que peut être je serais obligé de perdre Красные Горки, qui nous sont à tous tellement chers, ma vocation manquée, je ne pourrais jamais être bon à rien et toute ma vie je ne cesserai de me reprocher d’avoir été la cause du malheur de mes sujets. Tandis que si je reste à la campagne, avec de la pérsévérance et du travail, j’éspère bientôt payer mes dettes, devenir indépendant, peut-être servir aux élections et le principal, faire le bonheur de mes paysans et le mien. Et pourquoi chercher ailleurs l’occasion d’être utile et de faire du bien, quand j’ai devant moi une carrière si belle et si noble.

Je me sens capable d’être un bon хозяинъ (c’est à dire d’être le bienfaiteur de mes paysans) et pour l’être je n’ai besoin ni du diplôme de candidat, ni des rangs, que vous désirez tant pour moi. Chère maman! cessez de faire pour moi des plans d’ambition, habituez-vous à l’idée que j’ai choisi un chemin extraordinaire; mais qui est bon et qui, je le sens, me menera au bonheur.

Ne montrez point cette lettre à Nicolas, je crains son persif-flage et vous savez qu’il a pris l’habitude de me dominer et moi celle de l’être. Pour Jean je sais, que s’il ne m’aprouve, du moins il me comprendra…²²

«Я принялъ ршеніе, отъ котораго должна зависть участь моей жизни: я выхожу изъ Университета, чтобы посвятить себя жизни въ деревн, потому что чувствую, что рожденъ для нея. Ради Бога, милая maman, не смйтесь надо мной. Я молодь, можетъ быть точно, я еще ребенокъ; но это не мшаетъ мн чувствовать мое призваніе, желать длать добро и любить его.

Какъ я вамъ писалъ уже, я нашелъ дла въ неописанномъ разстройств. Желая ихъ привести въ порядокъ и вникнувъ въ нихъ, я нашелъ, что главное зло заключается въ самомъ жалкомъ бдственномъ положеніи мужиковъ, и зло такое, которое можно исправить только трудомъ и терпніемъ. Ежели-бы вы только могли видть двухъ моихъ мужиковъ: Давыда и Ивана и жизнь, которую они ведутъ съ своими семействами, я увренъ, что одинъ видъ этихъ двухъ несчастныхъ убдилъ-бы васъ больше, чмъ все то, что я могу сказать вамъ, чтобы объяснить мое намреніе.

Не моя ли священная и прямая обязанность заботиться для счастія этихъ 700 человкъ, за которыхъ я долженъ буду отвчать Богу. Не подлость-ли покидать ихъ на произволъ грубыхъ старость и управляющихъ изъ-за плановъ наслажденія или честолюбія. И зачмъ искать въ другой сфер случаевъ быть полезнымъ и длать добро, когда мн открывается такая блестящая, благородная карьера. Я чувствую себя способнымъ быть хорошимъ хозяиномъ; а для того, чтобы быть хозяиномъ, какъ я разумю это слово, не нужно ни кандидатскаго диплома, ни чиновъ, которые вы такъ желаете для меня. Милая maman, не длайте за меня честолюбивыхъ плановъ, привыкните къ мысли, что я пошелъ по совершенно особенной дорог, но которая хороша и, я чувствую, приведетъ меня къ счастью. Не показывайте письма этаго Николиньк, я боюсь его насмшекъ: онъ привыкъ первенствовать надо мной, а я привыкъ подчиняться ему. Ваня, ежели и не одобритъ мое намреніе, то пойметъ его».