– Ну, братецъ, чтобы ты не говорилъ, что у тебя скотины нтъ отъ того, что корму нтъ, а корму нтъ, оттого, что скотины нтъ, вотъ возьми себ 7 р. с., – сказалъ Николинька, доставая и разбирая скомканную кучку асигнацій изъ кармана шароваръ, и купи себ на мое счастье корову, а кормъ бери съ гумна, я прикажу. Смотри же, чтобы къ будущему Воскресенью у тебя была корова, я зайду.
Чурисъ такъ долго съ улыбочкой переминался, не подвигая руку за деньгами, что привелъ Николиньку въ краску и заставилъ протянутую руку Николиньки дрожать отъ напряженія и положить наконецъ деньги на столъ.
– Много довольны вашей милостью, – сказалъ Чурисъ съ улыбкой, жена-же его опять бросилась въ ноги, начала плакать и приговаривать, «вы наши отцы, вы наши матери кормилицы».
Не въ силахъ будучи укротить ее, Николинька вышелъ на улицу, а за нимъ вслдъ Чурисъ.
– Я радъ теб помогать, – сказалъ Николинька, останавливаясь у колодца и отвчая на благодарности Чуриса, – теб помогать можно, потому что я знаю, ты не лнишься. Будешь трудиться и я буду помогать, съ Божьей помощью и поправишься.
– Ужъ не то что поправиться, только бы не совсмъ раззориться, Ваше Сіятельство. Жили при бачк съ братьями то ни въ чемъ нужды не видали, а вотъ какъ помёръ онъ, да какъ разошлись, такъ все хуже, да хуже пошло. Все одиночество!
– Зачмъ же вы разошлись?
– Все изъ за бабъ вышло, Ваше Сіятельство. Тогда уже ддушки вашего не было, также какъ вы до всего самъ доходилъ. Славный порядокъ былъ, а то при немъ бы и думать не смли бы, запоролъ бы. Не любилъ покойникъ мужикамъ повадку давать. А нами посл вашего ддушки завдывалъ Алпатычъ – не тмъ будь помянутъ – человкъ былъ пьяный, неопстоятельный. Пришли къ нему просить разъ, другой, нтъ, мылъ, житья отъ бабъ, дозволь разойдтись, ну подралъ, подралъ, а наконецъ тому длу вышло, все-таки поставили бабы на своемъ – врозь стали жить. А ужъ одинокій мужикъ – извстно какой. Ну, да и порядковъ то никакихъ не было, орудовалъ нами Алпатычъ, какъ хотлъ. Чтобъ было у тебя все, а изъ чего нашему брату взять, этаго не спрашивалъ. – Тутъ подушные прибавили, столовый запасъ то-же сбирать больше стали, а земель меньше стало, и хлбъ рожать пересталъ. Ну, а какъ межовка прошла, да какъ онъ у насъ наши навозныя земли въ господскій клинъ отрзалъ, злодй, и поршилъ насъ совсмъ, хоть помирай. Батюшка вашъ, Царство Небесное, баринъ добрый былъ, да мы его и не видали, почитай, все въ Москв жилъ, ну, извстно и подводы туды чаще гонять стали. Другой разъ распутица, кормовъ нтъ, а вези. Нельзя-жъ безъ того. А съ опекой-то, – сказалъ онъ на распвъ, ухъ, много горя, много приняли мужички. Онъ махнулъ рукою и замолчалъ.
Ну, какъ теперь, Ваша Милость до своего лица всякаго мужичка допускаете, такъ и мы другіе стали, и прикащикъ-то другой человкъ сталъ. – Мы теперь знаемъ хоша, что у насъ баринъ есть, и ужъ какъ, и сказать нельзя, какъ мужички за это вашей милости благодарны.
Славный народъ и жалкій народъ, подумалъ Николинька, приподнялъ шляпу и пошелъ дальше.