Утро, полдень и вечер

В узком переулке маячила фигура старшего помощника шерифа Бэрнса Боллинга, лихорадочно заряжавшего револьвер. Он кашлял, беспокойно озирался и проклинал свои дрожащие руки.

Рамон Арсе исчез. Бежал он или убит и кто-то унес его тело?

Ларсен стоял в нерешительности. Искать Арсе? Или вернуться на площадь и арестовать парня, у которого он заметил револьвер? Надо бы задержать и того, что бежал с палкой. Медлить нельзя, иначе можно упустить обоих.

Начальник полиции повернулся и побежал к площади. Старший помощник шерифа Боллинг кончил заряжать револьвер и быстро огляделся по сторонам. В переулке не было никого, кроме раненых. Но на Девятой и Десятой улицах все еще толпились люди, которые могли в любой момент напасть на него, а что он один с ним сделает? Гилли, Клайда и Паттерсона нет, из всей четверки остался только он один. А Ларсен где? Эх, была не была! Размахивая револьвером, Боллинг торопливо направился к тюрьме. Когда он вышел на Девятую улицу, толпа расступилась. Входя в контору шерифа, Боллинг почувствовал, что весь стал мокрым от пота. Клайд и Паттерсон уже были там. Они едва стояли на ногах и ни на что не годились. Двоюродный брат Бэрнса вызывал по телефону скорую помощь. Бэрнс достал ключи и, придерживая одной рукой другую, чтобы не дрожала, стал отпирать склад с оружием.

Как только Боллинг ушел из переулка, несколько человек робко направились туда со стороны Десятой улицы. Двое мужчин подняли женщину с переломанными ногами и внесли ее в фотоателье. Другие пошли посмотреть, жив ли Кресенсио Армихо. Две женщины и мужчина в ужасе смотрели на Сирило Сандобала, который хрипел, как в агонии.

— Бедняжка, — сказала одна из женщин. — Уж лучше не трогать его. Пусть душа расстается с телом.

Со стороны Десятой улицы снова донесся вопль полуслепой Долорес Гарсиа:

— Поло! Поло!

Какой-то мужчина взял ее за руку и предложил пойти с ним на площадь. Он видел, как Поло шел туда.

Глаза Долорес почти ничего не различали, поэтому она не узнала мужчину. И все же не спросила, кто он. Какое-то инстинктивное чувство подсказывало ей, что сейчас чем меньше будешь знать, тем для тебя лучше. Важно уже то, что Поло жив.

— Большое спасибо, — сказала она и пошла за мужчиной.

А Консепсьон Канделариа, наоборот, направилась с площади на Девятую улицу в надежде найти там своего приемного сынишку Томасито. Она еще толком не знала, что произошло, думая, что стрельба слышалась из здания суда. Подошла было к окну, чтобы заглянуть внутрь, как вдруг обнаружила исчезновение Томасито. Кто-то сказал ей, что он побежал к Девятой улице.

У Консепсьон екнуло сердце, когда она увидела Томасито. Бледный от страха, он выглядывал из-за угла. Она бросилась к мальчику, схватила его за руки, и вдруг, словно в кошмарном сне, который не раз мучил ее, перед ней предстал помощник шерифа Бэрнс Боллинг. Выйдя из здания тюрьмы, он шел прямо на нее, держа ручной пулемет. Люди с криком разбежались кто куда, Консепсьон тоже побежала. Наконец, спрятавшись за машиной, оставленной на стоянке, она опустила ребенка на землю и с силой встряхнула его. Это мягкое наказание немного ее успокоило. Теперь Консепсьон поняла, что случилось в переулке, и решила вернуться туда, но дорогу ей преградила истошно кричавшая женщина.

— Asesinos, убийцы! Они убили его!

Это была Педрита, жена Агапито Ортеги. С ней часто случались припадки, и Консепсьон не раз приходилось оказывать ей помощь.

— Кого убили? Твоего мужа?

Вместо ответа Педрита лишь еще громче заплакала. Какой-то мужчина с перекошенным от волнения лицом сказал:

— Ее дядю, Кресенсио Армихо.

Консепсьон обняла женщину за плечи.

— Поедем домой, Педрита, я подвезу тебя.

Консепсьон быстро продумала план действий. Ведь она медсестра, ее услуги могут понадобиться больнице. Она пойдет туда и там узнает, что произошло с Армихо. Увидев, что мальчик опять смотрит в переулок, она закричала:

— Томасито, иди сюда, ven аса! Вот я тебе сейчас задам!

Когда в переулке появился Бэрнс Боллинг в сопровождении двоюродного брата (у того была винтовка), люди, ходившие около убитых и раненых, исчезли. Бэрнс установил пулемет посреди переулка и подошел к Бэтту, склонившемуся над телом Гилли Маккелвея. Бэтт щупал его пульс.

— Они прикончили его, — сказал Бэтт.

— Я же говорил, — ответил Бэрнс. — Сволочи. Их повесить мало.

Слухи с быстротой молнии распространились по Реате. Говорили, что красные убили шерифа и всех его помощников и теперь идут к зданию муниципалитета. По телефону велись непрерывные разговоры, народ толпился на улице, сообщая друг другу самые невероятные новости. Суеверные хватались за свои амулеты.

В довершение всего была включена пожарная сирена. Она издавала протяжный резкий вой, не прекращавшийся, а лишь утихавший, чтобы снова усилиться, потом усилиться еще больше, потом еще. Иногда наступали короткие паузы, словно для того, чтобы сирена, передохнув, завыла еще громче, с истерическим пронзительным визгом, от которого напрягались нервы, по телу бегали мурашки.

3. Сирена