Утро

- Какие товарищи? - ответил вопросом на вопрос Григорий Савельевич. Если вы имеете в виду тех, кого мы будем освобождать, то все они предупреждены.

- Нет ли среди них таких, которых перевели сегодня из одной камеры в другую?

- Есть! Орлов сидит в карцере. Военно-полевой суд приговорил его к смертной казни.

- Сегодня? Как же так? Ведь вчера вы говорили, что он приговорен двадцать восьмого сентября? - В душу Мешадибека закралось сомнение. Выходит, что некоторые из ваших сведений не соответствуют действительности, Григорий Савельевич!

- Да, вот так, к сожалению, и получилось, надзиратель ошибся. Он, оказывается, доверился слухам.

- Будьте осторожны, Григорий Савельевич, - предупредил Азизбеков. Ведь дело идет о жизни очень дорогих нам людей!..

Азизбеков задумчиво прохаживался по комнате и, не глядя на Смирнова, еще и еще раз мысленно просматривал все детали плана.

- А кто бы взялся споить в ночь налета конюха начальника полиции? вдруг спросил Мешади.

Улыбка тронула полные губы Смирнова.

- Мы позаботились и об этом. Конюх будет пьян, как стелька. Все ясно, Смирнов поднялся. - Теперь я пойду. Мне нужно ночью повидаться еще кое с кем из товарищей.

Но Мешадибек не сразу отпустил его. Он высказал и свои соображения о предстоящей операции.

- Товарищей, приговоренных к смертной казни, мы должны по морю ночью же доставить в Сураханы. Они временно поселятся у наших испытанных друзей. На берегу у Зыха будет ждать специальный человек. Он встретит освобожденных и развезет по квартирам. А остальные направятся в город, но не тотчас же, а только через несколько дней, когда уляжется тревога. И знаете, почему надо сделать именно так?

Это было новостью для Смирнова, но он сразу понял замысел Мешадибека:

- Ясно, что полиция примется сначала за розыски так называемых главных преступников.

- Верно, - кивнул Азизбеков. - Хочу сообщить вам еще вот о чем. По моему поручению Рашид завязал дружбу с начальником полиции. Может быть ему удастся устроить пирушку и напоить начальника.

План операции был теперь ясен во всех деталях. Азизбеков крепко пожал руку Смирнова.

- Ну, в добрый час. Желаю успеха!

Когда Азизбеков, проводив Смирнова, вернулся в комнату, стенные часы пробили час ночи. Стало быть, до начала налета оставалось ровно двадцать три часа.

Азизбеков был встревожен. Он хорошо понимал опасность дела, за которое они принимались. Ведь в случае неудачи могли пострадать не только арестанты, но и дружинники "Алого знамени".

В минуты, когда мысль Азизбекова лихорадочно работала, он обыкновенно пил крепкий чай, листал какую-нибудь книжку, прохаживался бесшумными шагами по

кабинету или, пройдя в смежную комнату, смотрел на своих сладко спящих детишек.

На письменном столе стоял стакан нетронутого, давно остывшего чая. Азизбеков прикоснулся к нему рукой и решил пойти в кухню подогреть самовар.

В дверях он столкнулся с матерью.

- Я тебя разбудил, мама?

- Нет, что ты! Я подумала, что чай остыл. И товарищ твой так и ушел, не попив чаю. Я пойду заварю свежий, - промолвила она и взяла стакан из его рук. -Знаю, будешь еще, наверно, читать.

По утомленному лицу матери он угадал, что оня еще ее ложилась. Он знал, что никакие уговоры не подействуют, но все же спросил:

- Отчего ты не спишь, мама?

- Не спится, сынок.

- Почему?

- Мысли тревожат.

- Какие мысли?

- Т.ы думаешь, я ничего не знаю?

- О чем ты говоришь, мама?

Селимназ посмотрела на окно, выходящее на улицу, и, убедившись, что оно закрыто наглухо, сказала:

- Зря пытаешься скрывать от меня. Знаю, что вы принялись за очень опасное дело. Твой отец Азизбек... - Голос матери прервался. Она перевела дыхание. - Вот уже несколько дней слышу слово "тюрьма". Я догадалась, что собираетесь устроить налет и освободить товарищей.

Мешадибек улыбнулся, обнял мать, прижал к груди.

- Ты умница, мама! - воскликнул он. - Ну, просто умница!

Чтобы не расплескать чай, Селимназ поставила стакан на стол.

Если бы те, кто знали Мешадибека по работе в революционном подполье, взглянули сейчас на него, их удивил бы этот тридцатилетний чернобородый отец семейства, вдруг ставший похожим на маленького мальчика, такая нежность светилась в его ясных глазах, когда он обнимал свою мать. Морщины на его лбу разгладились, суровое лицо смягчала теплая улыбка.

- Ты мне не не только мать! - воскликнул он. - Ты мой друг в борьбе, мама. Мы, действительно, взялись за очень опасное дело...

- А сам ты тоже пойдешь туда? - показала мать куда-то вдаль.

- А что ты скажешь, если пойду? - спросил он.

- Ну что ж, - вздохнула старая женщина. - Я не буду проливать слезы ведь я родила не дочь, а сына.

Руки матери обвились вокруг шеи Мешадибека.

- Иди, мой сынок. Иди туда, куда призывают тебя твои ум и сердце, твоя совесть, твой долг!....

Мешадибеку хотелось еще что-то сказать матери, поблагодарить ее. Еще недавно она и думать не могла о разлуке с сыном, а теперь была готова стойко перенести любое испытание.

- Пойду, принесу тебе чаю, сынок, - сказала она тихо и скрылась за дверью.