Утро

- В этом разрешении и не было нужды. Трудящемуся человеку нужна не куцая религия Толстого, а его критика существующего строя. С нас хватит религии Магомета. Думаю, вы не станете отрицать, что она служит серьезным тормозом в культурном развитии нашего народа. Ну, а Горький? Что вы думаете о Горьком?

Везиров склонил голову набок. Во всем его облике проступило что-то жалкое и беспомощное. Он не находил слов.

- А что вы имеете в виду из сочинений Горькою, бек? - наконец спросил он. - Ведь в прошлом году "Каспий" обратился к Горькому и спросил его, что он думает об армяно-мусульманской резне. Газета получила ответ. Вы помните об этом?

- Да, помню.

- Я был весьма удовлетворен ответом этого превосходного писателя, оживился Везиров. - И если бы я узнал о нем вовремя, обязательно напечатал в своей газете. Не дикость ли это, на самом деле, науськивать друг на друга двух братьев, хотя и разной веры?

Азизбеков чувствовал, что эти слова идут от сердца. Везиров действительно выступал в своей газете против армяно-азербайджанской национальной розни и звал эти народы к миру и добрососедским отношениям.

- Так что же вы советуете печатать из Горького? - спросил Везиров.

- "Мать"!

- Читал. Хорошее произведение, - задумчиво произнес Везиров. - Очень хорошее, интересное. Но...

- Что "но", бек?

- Сейчас же закроют мою газету, если я напечатаю этот роман. Вы же прекрасно знаете бакинского губернатора, который боится даже собственной тени.

"Ты трусишь не меньше, чем он", - подумал Азизбеков и направился к выходу, говоря:

- Во всяком случае, подумайте, бек. Сейчас народу нужны именно такие произведения. И если в вашем сердце теплится хоть искорка любви к своему народу, сами переведите "Мать" на наш родной язык и печатайте по частям. Я уверяю вас, что если вы это сделаете, популярность вашей газеты неизмеримо возрастет. Согласны?

Азизбеков остановился, ожидая ответа, и в упор смотрел на Везирова. Но Везиров молчал, опустив глаза. "Одно имя Горького вызывает страх и смятение у сильных мира сего. Зачем мне самому лезть в петлю?" - подумал он.

- Дайте срок, бек, я еще раз прочту "Мать", - ответил он наконец. - Но я боюсь, эта вещь не дойдет до нашего народа...

Азизбеков попрежнему пристально и сурово смотрел на него.

- Я считаю излишним уговаривать вас, господин Везиров. Однако та "нация", которая не знает Горького, идет не вперед, а назад. Наш интеллигент, рабочий, ремесленник и крестьянин должны знать Горького. Причиной их отсталости является не только общественный строй, но и мы с вами. "Не поймут, до них не дойдет", - только и твердим мы. - И поскольку мы это твердим, постольку, разумеется, способствуем не прогрессу, а отставанию народа.

- Дайте мне время подумать, бек. Вы знаете, что творит с нами цензура. Придирается к каждому нашему слову. Чего от вас скрывать? Сидим как на иголках.

"Нечего ждать толку от такого человека", - подумал Азизбеков с досадой.

- До свидания, господин Везиров, - сказал он. - Я буду следить за вашей газетой. И если вы начнете это хорошее дело, народ будет благодарен вам. В этом можете не сомневаться. Что же касается губернаторов, то они приходят и уходят...

- Не знаю, что мне вам сказать... - растерянно проговорил Везиров.

Азизбеков ушел.

Сопротивляясь буйным порывам ветра, он с трудом добрался до своего дома. Ему открыла мать. Войдя в комнату, она показала на сидевшего там Байрама.

- Родной мой! - воскликнул Азизбеков и обнял Байрама.

Глава тридцать шестая

Прошло два дня. На третий, под вечер, к Азизбекову зашла Елена Тихонова - та самая девушка, которой пришлось выдать себя за возлюбленную Байрама. Она отвела Байрама на новую квартиру, в маленький и низенький домик, на одной из дальних окраин города.

- Отныне ты будешь жить здесь, товарищ Абдулла, - сказала она. Так звали Байрама по его новому, поддельному паспорту. - В твоей квартире будут иногда встречаться товарищи. Азизбеков тебе все объяснил?

- Все! - ответил Байрам.

Елена достала из кармана спички и зажгла маленькую керосиновую лампу, висевшую на стене. Первое, что увидел Байрам, был большой стенной двухстворчатый шкаф. Полки его были уставлены фаянсовой посудой... У стенки перед единственным маленьким окошком, завышенным белой шторой, стояла железная кровать, а посреди комнаты - небольшой обеденный стол и несколько старых венских стульев.

Елена быстро подошла к двери и задвинула щеколду. Затем она открыла шкаф, вынула из него всю посуду и осторожно переставила на стол. Потом она отодвинула заднюю деревянную стенку шкафа вправо. И тут только Байрам догадался, что это не шкаф, а ход в смежную комнату.

- Пройдем-ка сюда! - сказала Елена. И Байрам шагнул вслед за ней в другую комнату, освещенную тусклым светом, струившимся от маленькой лампы. Кроме узенького коврика, устилавшего пол, здесь ничего не было.

Байрам был озадачен увиденным. Глядя на удивленные глаза Байрама, Елена сказала: