Утренний Всадник

– Надо в святилищах Макошиных спрашивать! – Обрадованный, что она его поняла, Светловой уже видел и пути к цели. – Макошины волхвы и ворожеи знают.

– Да сколько же ее святилищ на свете? Жизни не хватит их все обойти.

– А мы не все. Только главные.

– А какие есть главные?

– Главные есть… – Светловой ненадолго призадумался. – Я знаю, на Краене-реке в дрёмической земле есть. Нет, не на Краене – на Пряже.

– В дрёмичах… – неопределенно-опасливо протянула Смеяна.

– Еще есть на Кошице-реке, в смолятичах…

– Ой! – воскликнула вдруг Смеяна, осененная новой мыслью. – Смолятичи! А как же невеста твоя… ну княжна смолятинская? Тебе же за ней ехать надо! Она же ждать будет… в Велишине или где там сговорились?

Светловой выпустил руку Смеяны и опустил голову. Бросить смолятинскую княжну ждать бесконечно, ничего ей даже не объяснив, было бы недостойным делом. Но как ей это все объяснить? Сможет ли она хоть что-то понять?

– Вот что! – решил Светловой. При проблеске надежды он снова обрел былую бодрость духа и ясность мысли. – Мы с тобой вместе поедем в Велишин к ней, а там я ее с собой позову к Макоши. Пусть сама Макошь нас благословит. Она, Скородумова дочь, верную дорогу знает, лучше всех. Ведь Макошь – ее покровительница от самого рождения. Она согласится. А с ней мы Чашу Судеб куда быстрее и вернее найдем.

– А потом?

– А потом – как Макошь велит. Если она велит мне на Дароване жениться – значит… – Светловой запнулся и опустил глаза, не в силах даже в мыслях допустить такой приговор богини судеб. – А если не велит – так сама же Дарована настаивать не будет.

– Ах, как хорошо! – Помедлив самую малость, Смеяна уложила в голове все части замысла и расцвела – так удачен он ей показался.

В самом деле – пусть княжна сама убедится, что Макошь предназначила Светловоя вовсе не ей! Не будет же она настаивать на присвоении чужой судьбы! Не будет! И тогда… Смеяне хотелось прыгать от радости. Как хорошо Светловой придумал! Ее счастливый и восхищенный взгляд выражал такое обожание, что Светловою стало неловко, но в глубине души и приятно. Смеяна была земной девушкой, но в ней собралось все самое лучшее, что только есть на земле.

– Постой, а как же мои женихи? – вдруг почти с ужасом вспомнила Смеяна. – Им что толку про Чашу Судеб вещать – не поверят!

– О них не тревожься! – весело утешил ее Светловой. – Это моя забота.

– Да как же ты со стариками моими управишься?

– А вот увидишь!

Светловой улыбнулся, и Смеяна замерла от восхищения: его лицо осветилось, улыбка сделала каждую черту невыразимо прекрасной – он снова был тем Ярилой, которого она впервые увидела на кромке ржаного поля. Как разлука убила в нем радость, так надежда на новую встречу воскресила все силы, бывшие прежде, и даже больше. Так и новая весна возрождает не одно зерно, упавшее в землю, а целый колос.

* * *

Незадолго до полудня десятки человек со всей округи собрались на поляне возле священного дуба. В других племенах на Перунов суд не допускают женщин, но речевины полагают, что такое важное дело должно вершиться на глазах всего рода. Женщины и дети только не подходили к самой площадке и теснились поодаль, под первыми деревьями на краю опушки.

Речь не шла об оскорблении или мести, противники не желали крови друг друга, и поэтому поединок был назначен рукопашный. Заревник и Премил были ровесниками и уже не первый год выходили на Перунов день и на Медвежий велик день биться в схватках парней. Заревник был выше ростом и сильнее, и поначалу многие думали, что победа и невеста достанутся ему. Но, удивительное дело, отроки Светловоя, пришедшие посмотреть вместе со всеми, с самого начала схватки предпочли Премила и дружно подбадривали его. Чернопольцы радовались такой поддержке, люди из других родов оглядывались с удивлением, не понимая, за что парню такая честь.

Но скоро все это поняли. Средний сын Леготы не зря еще в молодых годах ушел в дружину Лебединского становища. И не зря племянник так часто ездил проведать дядю. Тот научил его биться. Пусть не так, как бьются княжеские отроки, но Премил оказался способен поставить против силы Заревника удивительную ловкость, верткость, умение уходить из-под самого удара, заставляя противника даром тратить силы. Сам он бил не так чтобы очень сильно и не сумел бы кулаком вогнать в дно опору моста, но удары его неизменно достигали цели и были весьма болезненны.

Второй раз Заревник бился за Смеяну, и второй раз ему грозило поражение от того же самого оружия! Стараясь после драки с Грачом поскорее забыть свой позор, он был уверен, что второго такого же противника не найдется. И напрасно. Второй раз столкнувшись с ловкостью, грозящей опрокинуть его силу, Заревник утратил уверенность. А без веры и сила немного стоит.

От криков мужчин гул разлетался по дубраве, священная зола чернила ноги и одежду поединщиков, залетала на ближних зрителей. Дубы по краям поляны тихо качали ветвями, невидимые глаза из толщи грубой коры наблюдали за схваткой во славу Перуна.