Утренний Всадник

Князь дрёмичей ответил ей хмурым взглядом. Со времени встречи с Огнеяром с него не сходила мрачная задумчивость. Он понимал, что в его судьбе свершились большие перемены, но не те, каких он ждал и желал, и он не мог решить, к добру или к худу все обернулось. Смеяна вдруг подумала, что он сидит как лягушка в темном горшке: не зная, что вокруг творится и чего ждать. Ей стало жаль его, и она торопливо устремилась к столу.

Отрезав кусок хлеба от ближайшего каравая и кусок мяса от бараньей ноги, она подошла к очагу, положила хлеб и мясо в огонь и зашептала:

– Батюшка-домовой, Велес Подземный Хозяин, Макошь Мать Урожая, поешьте с нами и будьте милостивы, чтобы и в этом дому хлеб и мясо не переводились, и нас везде бы так по-доброму принимали. А случится нам в своем дому иноплеменников принимать – и мы гостей не обидим.

Огонь ярко вспыхнул, охватил жертву. Смеяна встала с колен, весело улыбнулась, оглядела молчащих отроков.

– Здешние боги приняли нашу дружбу! – просто и радостно сказала она.

И словно треснул лед, покрывавший лица: они смягчились, оживились, кто-то из самых молодых даже улыбнулся.

Смеяна обошла стол и села рядом с Держимиром. Он напрягся, когда она проходила у него за спиной, потом глянул на нее, но уже не так хмуро. Смеяна хотела сказать ему что-нибудь, но не находила слов. Любое слово могло обидеть его, рассердить. Он казался ей больным, но болезнь жила не в его теле, а в душе. Как Баян, опутанный наузом, был болен неволей, так и Держимир был болен тоской, разочарованием в своей судьбе, неуверенностью. Ярость и злость сгорели еще там, на глухой поляне, но на смену им осталась пустота.

– А тебе, княже, надо со здешними духами в дружбе быть, – заговорила Смеяна, усевшись за стол. Краем глаза она замечала, что отроки и за едой почти не спускают с нее глаз и ловят каждое ее слово. – Тебе ведь здесь теперь часто бывать придется. Здесь до личивинов близко, а вы ведь в поход на них идти надумали!

– Да уж! – воскликнул Баян прежде, чем сам Держимир собрался ответить. – А я что говорил, брате! – Обе его руки были заняты бараньей костью, и он непочтительно толкнул Держимира коленом под столом. – Она нам удачу принесет такую, какой ты от Звенилы бы век не дождался! Сам подумай: лупоглазая нас с Огнеяром поссорила, а Смеяна помирила!

– Нет! – поспешно возразила Смеяна. – Не я! Ты сам и помирил, княже! Ведь ты ему дружбу предложил! Ты с ним заговорил как с человеком – и ответ человеческий был! Ты его не побоялся – он тебя уважать станет! Подумай, кто еще из говорлинских князей может похвалиться, что с Огнеяром Чуроборским в дружбе?

Брови Держимира немного разгладились, он метнул на Смеяну неуверенный взгляд, лицо его чуть-чуть прояснилось. Он хотел, чтобы это было так, но разочарование в удаче было слишком глубоко, чтобы допустить хоть каплю радости и надежды.

– Да, – чуть погодя сказал он. – Это – удача. Что мою руку удержало – не знаю. Я теперь вспомнил: его железо не берет. Он сын Велеса, а все железо в земле – Велесова кровь. Потому ни мечом, ни стрелой его убить нельзя.

Держимир жевал мясо, задумчиво глядя в пламя очага. Смеяна за едой посматривала на него, пытаясь привыкнуть к мысли, что этот человек с россыпью мелких рубцов на лице и есть тот самый Держимир Прямичевский, которого она, как и большинство речевинов, представляла чудовищем о трех головах. Первое потрясение прошло, она пыталась оценить его толком, но ничего не получалось. При воспоминании о событиях на лесной поляне ей задним умом становилось страшно: и как это она набралась смелости заступиться за Звенилу, да еще и укусила его! А теперь он казался совсем не страшным: конечно, красавцем его не назовешь и нрав у него угрюмый, но он вполне годится быть братом такому славному парню, как Грач. То есть Байан-А-Тан. Баян, конечно, не большой мудрец, но нрав у него чистосердечный и честный. Он не стал бы любить дурного человека, будь тот хоть трижды князь, а что Баян по-настоящему любит брата, Смеяна убедилась давно, еще дома.